Читаем Великая мелодия (сборник) полностью

Он заперся у себя в каюте на крейсере «Генерал Корнилов» и написал свой последний приказ разбитой армии: «У нас нет ни казны, ни денег, ни родины. Кто не чувствует за собой вины перед красными, пусть останется до лучших времен… Аминь». Он распорядился потопить в море всю технику, артиллерию, бронепоезда, обозы, автомобили. С французами договорился: все уцелевшие войска поступают под покровительство Франции.

На Графской пристани происходили настоящие битвы за место на пароходе или на корабле. Кому не повезло, срывали с себя погоны, аксельбанты, ордена, стрелялись. Генерал Май-Маевский умер от разрыва сердца. Его труп бросили в общую могилу. Над городом металась страшная весть: конница Буденного скачет от Симферополя, вот-вот ворвется в Севастополь, отсечет своими саблями путь к спасению… А рядом с Буденным — Блюхер, отнявший у Врангеля все танки… Ужас заставлял офицеров добираться вплавь до стоящих на рейде французских кораблей, их подбирали, поднимали на палубу. Казаки пристреливали коней, артиллеристы сбрасывали с обрывов пушки с упряжью. Пристани были завалены тысячами ящиков со снарядами и патронами, тут же стояли тракторы, новенькие автомобили. Даже потопить все это, столкнуть в воду у белых не хватало сил.

Под усиленной охраной чуть ли не полка солдат согнанные жители Севастополя стали демонтировать артиллерийский завод. Двор завода оказался заваленным машинными частями, станками, пушками, тракторами. На Инженерной пристани свалили свыше трехсот пушек — французских трехдюймовых и английских гаубиц, только что доставленных из Франции.

И тут оказалось вдруг: грузить пушки и машины не на что! Нет судов. Рабочие дружины отбили артиллерийский завод.

Корреспондент берлинской эмигрантской газеты «Руль», наблюдавший за агонией врангелевщины, позже вспоминал, что число покончивших самоубийством во время эвакуации и сброшенных при погрузке в море не поддается учету: «На некоторых судах, рассчитанных на 600 человек, находилось до трех тысяч пассажиров: каюты, трюмы, командирские мостики, спасательные лодки были битком набиты народом. Шесть дней многие должны были провести стоя». Многие за время пути сошли с ума или умерли от голода и жажды, и никому не было дела до них, еще недавно проливавших кровь за «белое дело». «Белого дела» больше не существовало. Гражданская война закончилась.

Французское газетное агентство недоумевало: «В военных кругах выражают большое удивление по поводу быстроты, с которой произошла катастрофа». Начальник французской военно-морской миссии полковник Бертран бежал в Константинополь, бросив на произвол судьбы в Феодосии свою семью: так велик был страх перед Красной Армией.

Последними эвакуироваться на американской миноноске должны были юнкера, получившие секретное задание Врангеля: взорвать Севастополь! Взорвать, смести с лица земли…

На улицах уже повсюду ходили рабочие отряды с красными знаменами, и юнкерам приходилось пробираться в Килен-бухту, к складам боеприпасов, с большой осторожностью, по задворкам. Они были вооружены и могли бы открыть огонь по толпе, но их сразу же растерзали бы. Килен-бухта находилась в южной части Севастопольского рейда. Во времена парусного флота в бухте происходило килевание судов, то есть окраска и ремонт подводной части корпуса судна, для чего корабль наклоняли на бок, чтоб киль вышел из воды.

Они были молоды, эти юнкера, и верили в святость приказа Врангеля.

Командир юнкеров огляделся по сторонам. Ничего угрожающего. У склада пустынно. Командир был намного старше и опытнее юнкеров. Он знал: тишине доверять нельзя. Склад весь на виду, к нему можно подползти, скрываясь в высоком ржавом бурьяне. Конечно же вперед нужно послать разведчика. И он послал самого сообразительного. Разведчик вскоре вернулся: все в порядке! Ни души. О складах просто забыли. Обыватель митингует, ходит по городу с красными флагами, выкрикивает лозунги.

Юнкера устремились к складу.

И когда они уже подбежали к воротам, дорогу внезапно преградил вооруженный отряд. Откуда он взялся? Вырос словно из-под земли. Но бежать было некуда: с одной стороны стояли грузчики, с другой — конники с обнаженными клинками и с красными звездами на буденовках.

— Ну и ну… желторотые дурни! — сказал Буденный добродушно, наблюдая, как понурые юнкера бросают оружие. — Вы что, в самом деле хотели взорвать Севастополь? Кончилась гражданская война, господа врангелевские подгузники!


Ока Городовиков, еще не совсем оправившийся от недавней контузии, заслонив ладошкой глаза от яркого солнца, смотрел в морскую даль: там, у горизонта, курились дымки уходящих в Турцию кораблей. Отсюда, правда, уже было не различить, что на всех кораблях полощутся французские флаги. И только «Генерал Корнилов» шел под Андреевским флагом.

Ока Иванович вздохнул и промолвил:

— А море, как степь… Колышется, будто ковыль под ветром…

Это было 15 ноября 1920 года. На всей территории Крыма победила Советская власть.


Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное