Великая мелодия (сборник)

Ну а что касается «Экономического атласа МНР», то по личному указанию Чойбалсана такой атлас был составлен по материалам Симукова. Проверить данные и чертить карты атласа поручили Марии, Чойбалсан сам, в присутствии руководителей Комитета наук и Марии, просматривал каждую карту. Симуков хотел включить Гоби и другие неосвоенные районы в хозяйственный оборот. Он приступил к осуществлению своей мечты…

Тогда, разъезжая по Монголии, мы шли по его следам. И вот я снова на его тропе, у камня Тайхир…

Юрта Ангиры, которому теперь было за семьдесят, стояла все на том же левом галечном берегу. Ангира славился на весь аймак как резчик по дереву. Старуха отлучилась к овцам, а мы сидели и ели простоквашу. Я подарил ему матрешек — обычный сувенир, он мне — вырезанного из корня верблюда.

— Люблю верблюдов, — сказал он, юмористически прищурив глаза, — хотел бы в новом перерождении быть верблюдом.

— А я — турбогенератором.

Он оценил шутку, улыбнулся.

— Я тебя помню, — сказал Ангира. — С тех пор. Ты был со своей молодой женой. Вот стоит кувшин, который вы подарили нам. Русские бывают здесь редко. Ты расспрашивал о Симукове. Слышал, будто он умер, — произнес он негромко. — Но зачем говорить о смерти? Все равно не поверят. Пусть живет здесь всегда. Ему хорошо с нами. Он — почетный член нашего объединения. Ты спрашивал тогда, каким он был? Тогда я не знал, как ответить. Он был добр по своей воле, вот что я могу сказать о нем сейчас.

И хотя Ангира не прибавил больше ничего, я все понял. Он не был патриархальным старичком, простецом. Это был степной мудрец на покое. Когда он вспоминал, как богатеи и ламы запугивали аратов, желающих вступить в коммуну, в его глазах внезапно вспыхивал бешеный огонь, а лицо молодело. Ненависть к ним до сих пор жила в его душе — ведь они мешали ему, лично ему, устанавливать новые порядки в степи.

— Пусть тебя давят годы, но не дай им раздавить тебя, — сказал он на прощание.

И взгляд у него был острый, проницательный.

Здесь все было завершено, закруглено. Остался храм Творчества где-то в Убурханскайском аймаке.

— Если напрямую, то близко, — сказал Ангира. — Вначале нужно спуститься в Арбай-хэрэ. Там скажут, где искать храм. Я объясню все твоему шоферу.

Я бросил последний взгляд на камень Тайхир. Прощай, старичок, не ворчи — ты уже сделался туристской достопримечательностью, и придется терпеть. И Троя, и Альгамбра, и Боробудур терпят…

С калмыцким поэтом Сусеевым мы уселись в машину. Рядом с водителем сел корреспондент газеты «Унэн».

Поднялись на перевал Цаган-Даба. За первым перевалом были другие.

Мы вклинились в юго-восточные гряды Хангая. Дальше, на юге, за Баян-Хонгором, простирался Гобийский Алтай.

Машина пробиралась по долинам среди гольцов, громадных каменных россыпей, гранитных глыб. На северных склонах гор виднелись островки хвойного леса.

Сусеев тянул свое бесконечное:

То поет певица Ханда,
 Ай нан-аа, Тамира дочь…

Скалистые вершины, причудливо выветренные и каменистые осыпи, горные степи и пологие склоны, волнистые равнины, плоские широкие гребни, блюдцеобразные озера. Мне мерещились красные стены храма Творчества, его прогнутые крыши из зеленой черепицы, над которыми проносятся красные ветры вечности.

— Того! — сказал водитель и указал в сторону обрыва, который обозначился справа. Того — значит «чаша», «котел».

Как я понял, здесь начинался особо опасный участок дороги. Недавно прошел дождь, и машину заносило.

Когда пробираешься по горам, то не знаешь точно, где тебя поджидает неприятность. Мы ехали, собственно, не по грунтовой дороге, не по шоссе, а по безлесному склону горы, и справа открылся этот самый котел. Горы гримасничали: делали страшные глаза, показывали язык, улыбались. У них было что-то свое на уме. Одна скала заплакала небольшим водопадом.

Все произошло мгновенно: показалось, будто прочный склон начинает сползать в котел. Я видел, как машина, несмотря на все усилия шофера, катится вниз. Внизу клубился туман, видны были острые гранитные глыбы. Инстинкт старого парашютиста сработал безошибочно.

— Прыгайте! — крикнул я, распахнул дверцу и, сжавшись в комок, вывалился из машины. Наверное, я сильно ударился головой о камни, потому что на какое-то мгновение потерял сознание. Потерял и не потерял. Сознание-то, может, и потерял, но не совсем. Мне казалось, что я все еще падаю. И час, и два, и сутки…