Великая надежда

Лишь онемевшее слово, лишь беззвучный крик и оглушительный шепот способны проникнуть сквозь стену, окружающую наше «я». Айхингер не включает в свою книгу документальных, душераздирающих сцен насилия над людьми, отказывается от описания того, как функционировала кровавая мясорубка фашизма. В центре романа — история Эллен, совсем еще девочки, но девочки с недетской душой, которую люди и время раздирают на части. Эллен обитает на границе миров: она еще ребенок, но уже и взрослая: она принадлежит одновременно и к гонителям (сцена с военным патрулем, которым командует ее отец), и к гонимым (ее родственников и друзей преследуют, унижают, увозят на смерть); она — христианка (символ рождественской звезды и история страстей Христовых составляют глубинное основание образа Эллен) и иудейка (звезда Давида и ветхозаветная символика пронизывают ее историю); она — жительница Вены и обитательница символического, библейски-всемирного пространства. Автор создает книгу, в которой страх и вера, надежда и боль, любовь и смерть переплетаются друг с другом, сотканные из жизненных нитей конкретных, достоверно обрисованных персонажей и из апокалиптической пряжи вечности.

Нет нужды, вероятно, раскрывать читателю потаенный смысл тех или иных эпизодов книги, обращать его внимание на лейтмотивные символы «Великой надежды» (яблоко, звезда, мост, синева, граница и мн. др.) — роман вполне может быть прочитан на самых разных уровнях, и путь вовнутрь, в мир «другого», способен стать и путем в собственное «я», а может остаться в пределах скольжения по сюжетной поверхности.

«Книги имеют свою судьбу…»

Этим романом Ильза Айхингер, ныне — классик современной австрийской литературы, автор многочисленных прозаических и стихотворных сборников (среди них — знаменитая новелла «Зеркальная история», отмеченная в 1952 г. престижнейшей литературной премией «Группы 47»), открыла первую страницу послевоеннной немецкоязычной прозы, сняла печать молчания с уст писательского поколения Генриха Бёлля, Пауля Целана, Ингеборг Бахман.