Великая оболганная война

Последняя цифра — 25243 убитых при бомбёжках — вызывает сомнение. Возможно, здесь имеет место газетная опечатка. К сожалению, у меня не было возможности ознакомиться с финским оригиналом статьи Сеппяля.

Как бы то ни было, советские потери в несколько раз превосходят финские. Подобное соотношение не удивительно. Возьмём, например, Русско-японскую войну 1904-1905 гг. Если рассматривать боевые действия в Маньчжурии, потери обеих сторон оказываются примерно одинаковыми. Более того, зачастую русские теряли больше японцев. Однако при штурме крепости Порт-Артур потери японцев намного превысили русские потери. Казалось бы, и здесь, и там сражались те же самые русские и японские солдаты, почему же такая разница? Ответ очевиден: если в Маньчжурии стороны сражались в чистом поле, то в Порт-Артуре наши войска обороняли крепость, пусть даже и недостроенную. Вполне естественно, что штурмующие понесли гораздо более высокие потери. Такая же ситуация сложилась и во время советско-финской войны, когда нашим войскам пришлось штурмовать линию Маннергейма, да ещё в зимних условиях.

В результате советские войска приобрели бесценный боевой опыт, а командование Красной Армии получило повод задуматься о недостатках в подготовке войск и о неотложных мерах по повышению боеспособности армии и флота.

Выступая 19 марта 1940 года в парламенте, Даладье заявил, что для Франции «Московский мирный договор — это трагическое и позорное событие. Для России это великая победа»[486]. Впрочем, не стоит впадать в крайность, как это делают некоторые авторы. Не очень-то великая. Но всё-таки победа.

ГЛАВА 7. Советско-германское экономическое сотрудничество

Многие из пишущих о Великой Отечественной войне любят попрекать Сталина экономическим сотрудничеством с гитлеровской Германией в 1939-1941 годах. В зависимости от взглядов авторов оценки советско-германской предвоенной торговли варьируют в диапазоне от «просчёта» («неудачная попытка откупиться от Гитлера и любой ценой отсрочить начало войны») до «преступления» («сознательная поддержка нацистского режима»). Однако обличители Сталина дружно сходятся в том, что данный шаг был ошибочным и вредным. Как и в случае с пактом Молотова-Риббентропа, выдвигаемые ими аргументы можно свести к двум: моральная недопустимость и практическая нецелесообразность. В этом порядке их и рассмотрим.

Торговля с врагом

Те, кто порицает тогдашнее советское руководство за несоблюдение «моральных норм» во внешней политике, исходят из постулата, будто торговля с потенциальным противником — нечто из ряда вон выходящее. Однако в реальной жизни вести коммерческие дела с будущим врагом — вполне обыденное явление. Не будем далеко ходить за примерами. Так, накануне 1-й мировой войны главным торговым партнёром Российской империи была Германия. Несмотря на то, что имевший явную антинемецкую направленность союзный договор России с Францией был заключён ещё в 1893 году[487], а с Англией, в 1907-м[488], объёмы российско-германской торговли неуклонно возрастали: если в 1898-1902 гг. в Германию шли 24,7% российского экспорта, а из Германии поступали 34,6% российского импорта, то в 1913 году — уже 29,8% и 47,5%, что существенно превышало долю Англии (соответственно 17,6% и 12,6%) и Франции (6,6% и 4,1%) вместе взятых[489]. Торговля с немцами бойко велась вплоть до самого начала войны.

«А вы не сравнивайте добропорядочную империю кайзера с Третьим рейхом, — возразят мои оппоненты. — Одиозный гитлеровский режим поставил себя вне рамок сообщества цивилизованных наций, поэтому какое-либо сотрудничество с ним, в том числе и экономическое, категорически недопустимо».

Начнём с того, что в 1930-е годы нацистская Германия вела активную внешнюю торговлю. Более того, без иностранных источников сырья тогдашняя немецкая экономика просто не смогла бы существовать. Так, накануне начала 2-й мировой войны: