Великая огнестрельная революция

Однако, в отличие от голландца Морица Нассауского, о котором речь еще впереди, Генрих не был теоретиком. Отличный тактик, у которого суворовский «глазомер» явно преобладал над абстрактным мышлением, Генрих так и не смог стать «ученым-солдатом», не сумел создать собственную военную школу. Будучи прекрасным практиком, интуитивно обозначив путь к выходу из тактического тупика, Генрих не смог довести дело до логического завершения, оформив свои тактические изыскания в форме теории. Однако у него остались ученики и последователи, которые довели начатое им дело до конца.

Подводя общий итог развития западноевропейской военный мысли и практики к концу XVI в., можно с уверенностью сказать, что критическая масса уже была налицо. Тактические идеи, воплощенные в жизнь Морицем Нассауским, уже не были в Европе чем-то необычным и неслыханным. Как отмечал Ф. Таллетт, «…знания о новом оружии, муштре, тактических боевых порядках, технике фортификации и ведения осады и других аспектах военного дела широко распространились в военной литературе, включавшей в себя памфлеты, брошюры, книги, трактаты, наставления и мемуары. Во все возрастающем количестве они стали появляться с начала XVI в., подобно наводнению хлынули после 1560 г. и продолжали выходить в большом количестве на протяжении всего XVII столетия…»¹⁹⁵. Трудами нескольких поколений практиков и теоретиков было создано некое новое интеллектуальное пространство, «атмосфера», в которой постоянно рождались все новые и новые рецепты достижения победы. Дело оставалось только за тем, чтобы «поймать» дух времени, уловить его, обобщить, проанализировать, создать новую военную систему и опробовать ее на практике, доказав эффективность новых методов не только на бумаге, но и в поле, соединить воедино теорию и практику. Европейские военные были уже готовы воспринять новые тактические принципы.

Этот скачок в развитии западноевропейского военного дела в полном соответствии с отмеченной выше тенденцией переноса центра тяжести экономической, финансовой, политической и интеллектуальной жизни Европы с юга на север, с солнечных и жарких берегов Средиземного моря к сумрачным и холодным берегам Ла-Манша, Северного и Балтийского морей произошел на рубеже XVI–XVII вв. в самой передовой на то время во всех отношениях стране – Голландии, «Семи провинциях». И связан этот переворот оказался с событиями Восьмидесятилетней войны 1568–1648 гг., войны, в которой маленькая Голландия сумела завоевать независимость от казавшейся непобедимой Испанской империи.

Восьмидесятилетняя война, практически никак не освещенная в современной российской историографии, занимает, пожалуй, в истории развития западноевропейского и мирового военного дела место не менее, если даже не более важное, чем Итальянские войны. Если последние ознаменовали переход к высшей стадии развития военного дела Средневековья в Западной Европе, то по отношению к Восьмидесятилетней войне можно сказать, что тогда начался процесс становления как войны, так и армии Нового времени. Нидерланды последней четверти XVI в. стали своего рода настоящим испытательным полигоном для проверки новых идей и военных технологий. Именно здесь, на голландской земле, доведенная до максимально возможного совершенства позднесредневековая военная система столкнулась с новыми реалиями и в конечном итоге потерпела первое серьезное поражение. Рожденная в ходе противоборства голландская военная система стала основой для шведской системы, а из них потом сформируется европейское военное искусство Нового времени.

Создание основ новой, «протестантской» военной системы многие историки связывают с деятельностью двух человек – двоюродных братьев Вильгельма (Виллема) – Людвига и в особенности Морица Нассауских, возглавивших борьбу голландцев против испанского господства с конца 80-х гг. XVI в. Маленькая «Республика Соединенных провинций», вступив в противоборство с могущественной Испанской империей, оказалась в чрезвычайно трудном положении. С началом революции в «Низинных землях» испанская корона, пользуясь своей огромной военной и морской мощью, оккупировала Нидерланды и приступила к беспощадному подавлению всяких проявлений недовольства. Против всех ожиданий, карательная экспедиция, казавшаяся первоначально легкой и быстрой, неожиданно затянулась – голландцы упорно сопротивлялись. Однако перевес был на стороне испанцев, и восставшие терпели неудачу за неудачей, пытаясь сражаться с испанцами по их правилам игры.