Великая Охота

— По-моему, это совсем не смешно, Мэт, — огрызнулся Ранд. — Никакой я не Айил.

Амерлин говорила, что это так. Ингтар так думает. Тэм говорил... Он был болен, в горячке. Они отсекли те корни, что, как он считал, имел, эти Айз Седай и Тэм с ними, хотя Тэм был слишком болен и не понимал, что говорит. Они вырвали Ранда из земли, бросив на ветер, как перекати-поле, затем предложили нечто новое, за что он мог бы удержаться. Лжедракон. Айил. Нет, он не примет это, не будет пускать в такой земле новые корни. Ни за что.

— Может, я вообще никто. Но Двуречье — единственная родина, которую я знаю, — промолвил Ранд.

— Да я ничего такого и не имел в виду, — возразил Мэт. — Просто... чтоб мне сгореть, Ингтар говорит, что ты айилец. Уриен сошел бы за твоего кузена, а если Риан наденет платье и назовет себя твоей тетушкой, ты и сам поверишь. Ну ладно, ладно. Не смотри на меня так, Перрин. Если он хочет сказать, что он не Айил, так тому и быть. Ладно. И вообще, какая разница?

Перрин покачал головой.

Девушки-огир принесли воды и полотенца для умывания, потом сыра, фруктов и вина, вместе с оловянными кубками, чуть-чуть великоватыми, чтобы удобно лежать в руке. Заходили и другие огирские женщины, в богато вышитых платьях. Они появлялись одна за другой, заговаривали с гостями, спрашивали, удобно ли устроены люди, не нужно ли им чего. Перед тем как уйти, каждая обращала внимание и на Лойала. Он отвечал почтительно, но скупо и немногословно, чего Ранд никогда за ним не замечал. Лойал стоял, прижимая к груди книгу размерами под стать огир, в древнем деревянном переплете. Он держал ее как щит. Когда визитерши уходили, Лойал съеживался в кресле и заслонялся книгой, пряча лицо. Единственное, что в этом доме совсем не подходило людям по размерам, были книги.

— Вы только вдохните этот воздух, Лорд Ранд, — сказал Хурин, с улыбкой на губах наполняя легкие. Он сидел на стуле у стола и как мальчишка болтал ногами. — Никогда не считал, будто в большинстве мест пахнет плохо, но тут... Лорд Ранд, по-моему, здесь никогда не было какого-то убийства. Даже не ушибали никого, ну разве что ненароком.

— Считается, что в стеддинге все безопасно, — сказал Ранд. Он наблюдал за Лойалом. — Так, по крайней мере, утверждают сказания.

Он проглотил последний кусочек белого сыра и подошел к Лойалу. Следом за ним — Мэт, с кубком в руке.

— В чем дело, Лойал? — спросил Ранд. — С того момента, как мы оказались тут, ты такой нервный и взвинченный, словно кот на псарне!

— Ни в чем, — сказал Лойал, с тревогой косясь на дверь.

— Ты боишься, они узнают, что ты ушел из Стеддинга Шангтай без разрешения ваших Старейшин?

Лойал пугливо оглянулся вокруг, кисточки на ушах мелко-мелко подрагивали:

— Не говори этого, — свистящим шепотом промолвил он. — Они же могут услышать! Если они прознают... — С тяжелым вздохом он привалился к спинке кресла, переводя взгляд с Ранда на Мэта. — Я не знаю, как это принято у людей, но у огир... Если девушка видит парня, который ей нравится, то она идет к своей матери. Или иногда мать ее видит того, кого она считает подходящим. В любом случае, если они согласны, мать девушки идет к матери парня, и следующее, о чем узнает парень, это о том, что с его женитьбой все устроено.

— Что, парень даже слова в этом деле не имеет? — не поверил своим ушам Мэт.

— Никакого. Женщины все время говорят, мол, мы, дай нам волю, всю жизнь проведем в браке с деревьями. — Лойал, гримасничая, поерзал. — Половина наших браков заключаются между стеддингами; группы молодых огир из одного стеддинга приходят в другой стеддинг, чтобы других посмотреть и себя показать. Если откроется, что я без позволения ушел в большой мир, Старейшины почти наверняка решат, что мне нужна жена, дабы я остепенился. Я даже не узнаю про то, как они отошлют весточку в Стеддинг Шангтай, к моей матери, и она явится сюда и женит меня, не успев даже дорожную пыль смыть. Она всегда говорила, что я, дескать, чересчур тороплив и мне нужно жениться. Думаю, когда я ушел, она мне жену и присматривала. Какую бы жену она мне ни выбрала... ну вряд ли какая жена снова отпустит меня в большой мир, пока в бороде у меня седина не пробьется. Жены всегда говорят, никакого мужчину нельзя отпускать в большой мир, пока он не остепенится настолько, чтобы обуздывать свой характер.

Мэт загоготал так громко, что все повернули к нему головы, но, повинуясь яростной жестикуляции Лойала, заговорил тихо:

— А у нас мужчины сами делают свой выбор, и никакая жена не помешает мужчине делать то, что он хочет.