Великая охота

Ранд покачал головой. Путы. Долги. Он чувствовал себя так, словно вот-вот взорвется точно фейерверк. Сеет" да что со мной творится?

– Мэт, Верин должна отвезти тебя и этот кинжал в Тар Валон, чтобы ты наконец от него освободился. Тебе не стоит терять время.

– Спасти Эгвейн не значит терять время! – Но рука Мэта стиснула кинжал до дрожи.

– Никто из нас не вернётся, – заметил Перрин. – Не сейчас. Глядите. – Он указал в сторону Фалме.

Фургонные дворы и загоны для лошадей почернели от все прибывающих шончанских солдат. Их были тысячи. Шеренга за шеренгой, многочисленные отряды кавалерии, латники верхом, как на чешуйчатых зверюгах, так и на лошадях, цветные флажки реяли над строем, отмечая местонахождение офицеров. В рядах повсюду виднелись гролмы и другие странные создания, похожие, но не совсем, на чудовищных птиц и ящериц, и огромные твари, описать которых у Ранда бы язык не повернулся, с серой морщинистой кожей и громадными клыками-бивнями. В промежутках между полками десятками стояли су л'дам и дамани. Ранд встревожился, нет ли среди них Эгвейн. В городе позади солдат там и тут продолжали взрываться крыши, и молнии все так же полосовали небо. Две летающие твари, с кожистыми крыльями спанов двадцати от кончика до кончика, плыли высоко над войсками. держась в отдалении от пляшущих ярких молний.

– Это все за нами? – не поверил Мэт. – Да кем они нас считают?

В голову Ранда закрался ответ, но он отбросил его, не дав тому и малейшего шанса оформиться полностью.

– Лорд Ранд, в другую сторону нам тоже путь отрезан, – промолвил Хурин. – Белоплащники! Их тут сотни.

Ранд развернул гнедого и посмотрел туда, куда показывал нюхач. По направлению к четверке по холмам медленно надвигалась длинная белоплащная цепь.

– Лорд Ранд, – пробормотал Хурин, – если та шайка углядит хоть одним глазом Рог Валир, мы никогда не довезем его до Айз Седай. Нас самих-то к нему никогда не подпустят.

– Может, потому Шончан и собираются? – с надеждой заметил Мэт. – Из-за Белоплащников. Вдруг с нами это никак не связано?

– Так или нет, – сухо сказал Перрин, – но еще несколько минут, и здесь начнется сражение.

– Нас одинаково убьют те и эти, – сказал Хурин, – даже если Рога они и не заметят. А коли заметят…

Ни о Белоплащниках, ни о Шончан Ранд не мог заставить себя думать. Я должен вернуться. Должен. И вдруг понял, что глядит на Рог Валир. Все глядели. Витой. золотой Рог висел у Мэта на луке седла, притягивая к себе взоры всех четверых.

– Он должен быть здесь к Последней Битве. – Мэт облизал губы. – Нигде не говорится, что его нельзя использовать до этого срока. – Он выдернул Рог из веревок и обвел товарищей тревожным взором. – Нигде не говорится, что нельзя.

Никто не произнес ни слова. Ранд подумал, что он вообще не в состоянии говорить; в голове настойчиво бились мысли, не оставляя места для речей. Должен вернуться. Должен вернуться. Чем дольше он глядел на Рог, тем быстрее и настойчивей кружились мысли. Дол" жен. Должен.

Дрожащей рукой Мэт прижал Рог к губам.

Прозвучала чистая нота, золотая, прекрасная, как был красив сам золотой Рог. Деревья вокруг Мэта словно загудели в резонанс ей, как и земля под ногами, как зазвенело и небо над головой. Этот единственный долгий звук объял всё и вся.

Из ниоткуда начал подниматься туман. В воздухе повисли первые полупрозрачные пряди, потом клубы погуще, накатили валы еще плотнее, и вскоре туман укрыл всю землю облачной периной.

Джефрам Борнхальд вскинулся в седле и застыл, когда трубный звук наполнил воздух, – такой приятный, что ему хотелось смеяться, такой печальный, что ему хотелось плакать. Он доносился словно отовсюду. Начал наплывать туман, поднимаясь буквально у него на глазах.

Шончан! Они что-то замыслили! Им известно, что мы здесь.

Было еще слишком рано, город еще слишком далек, но Борнхальд вытащил меч – стук ножен побежал по шеренге его полулегиона – и воззвал:

– Легион наступает рысью!

Теперь туман покрывал все, но Борнхальд знал: Фалме никуда не делся, он там, впереди. Лошади набрали шаг; он не видел их, но слышал. Внезапно земля впереди с ревом взметнулась вверх, осыпав его камешками и комьями. В белой завесе справа от себя Борнхальд услышал еще рев, закричали люди, заржали лошади, потом то же самое – слева, и опять. Снова. Гром и крики, вязнущие в тумане.

– Легион атакует! – Лошадь рванулась вперед, когда Борнхальд вонзил ей шпоры в бока. и тотчас он услышал рев. когда легион – столько, сколько еще осталось в живых, – устремился следом.

Гром и вопли, окутанные белизной.

Последней мыслью Борнхальда было сожаление. Его сыну Дэйну не суждено узнать, как погиб отец. Байар не сможет рассказать о том, что случилось.