Великая охота

Он бросил взгляд по ту сторону костра. Двенадцать еще оставшихся Друзей Темного, их когда-то красивые и нарядные одеяния измяты и грязны, они жались друг к другу в темноте по ту сторону огня, глядя не на пламя, а на него. Рядом сгрудились его троллоки, числом около двадцати, их чересчур человеческие глаза на изуродованных звериными рылами лицах ловили каждое движение Фейна, каждый жест – так мышь боязливо следит за кошкой.

Сначала шла борьба: просыпаясь по утрам, вновь ощущать себя не цельным, вновь обнаруживать Мурддраала – отдающего приказы, орущего в бешенстве и требующего двигаться на север, в Запустение, к Шайол Гул. Но кроха за крохой такие утра слабости становились все короче, пока… Он припомнил тяжесть молотка в руке, удары, вгоняющие гвозди-костыли, и улыбнулся; на этот раз улыбка затронула и уголки глаз – удовольствие от сладостного воспоминания.

Слух уловил плач в темноте, и улыбка увяла. На будущее надо не позволять троллокам брать с собой так много. Целая деревня замедляла марш. Если б те несколько домишек у переправы не оказались покинутыми, то наверное… Но троллоки по натуре своей жадны, и в эйфории от созерцания, как умирает Мурддраал, он не обратил внимания на них, а надо было.

Он бросил взгляд на троллоков. Любой из них был почти в два раза выше его ростом и силен настолько, чтобы одной рукой переломать ему кости, однако они жались подальше, опасливо косясь на него.

– Убейте их. Всех. Можете поесть, а потом что останется свалите в кучу – пусть наши друзья полюбуются. Сверху положите головы. И не разводите грязи теперь. – Он засмеялся и резко оборвал смешок. – Идите!

Троллоки гурьбой отступили, вытягивая из ножен смахивающие на косы мечи и топоры с шипами на обухах. Через пару мгновений оттуда, где находились связанные селяне, раздались пронзительные вопли, плач и рев. Мольбы о пощаде и детские крики обрывались тупым глухим стуком и противным хлюпаньем – будто раскалывались дыни.

Фейн повернулся спиной к этой какофонии и посмотрел на Друзей Темного. Они принадлежали ему телом и душой. Той душой, что у них еще оставалась. Каждый из них погряз в крови – глубже некуда, как и он сам, до того как обрел свой путь к свободе. Каждому из них некуда идти, кроме как следовать за ним. Их взгляды не отрывались от него, робкие, просительные.

– Вы думаете о том, успеют ли они проголодаться, прежде чем встретится какая– нибудь деревня или ферма? Да, вполне возможно. Вы думаете, что я отдам кого– нибудь из вас им? Ну, может, одного или двух. Лишних лошадей больше нет.

– Прочие были всего лишь простолюдинами, – срывающимся голосом выдавила одна из женщин. Грязь полосами расчертила ее лицо над платьем превосходного покроя, которое выдавало ее принадлежность к купеческому сословию, причем к купцам весьма богатым. Добротная серая ткань была в пятнах, длинная дыра портила юбку. – Они были крестьянами. Мы служили… Я служила…

Фейн перебил ее, от непринужденного тона слова звучали еще жестче и страшней:

– Что вы такое для меня? Меньше, чем крестьяне. Стадо скота для пропитания троллоков, наверное? Если скот хочет жить, то должен быть полезным.

Лицо женщины смялось. Она всхлипнула, заплакала, и тут же остальные забубнили, говоря, чем они для него будут полезны, – мужчины и женщины, обладавшие влиянием и положением, до того как их призвали исполнить в Фал Дара данные ими клятвы. Они наперебой сыпали именами важных людей, обладающих властью, известных им в Пограничных Землях, в Кайриэне, в других странах. Они лепетали о том, что лишь они одни обладают какими-то сведениями о той стране или об этой, о политических ситуациях, альянсах, интригах, они всё расскажут ему, если он позволит им служить ему. Этот гомон смешался со звуками устроенной троллоками бойни и как нельзя лучше подходил им.

Фейн игнорировал происходящее – он не боялся поворачиваться к ним спиной, не боялся с тех пор, как они увидели, как он разделался с Исчезающим, – и направился к своему трофею. Опустившись на колени, он провел руками по орнаментированному золотому ларцу, ощущая запертую в нем мощь. Он поручил нести ларец троллокам– – он не настолько мог положиться на этих людей, чтобы доверить им погрузить ларец на лошадь или на вьючное седло; мечты о власти и могуществе могли оказаться сильнее и преодолеть даже страх перед ним, но троллоки никогда не мечтали ни о чем, их влекла лишь жажда убивать, – а сам он еще не разгадал, как открывается крышка ларца. Но со временем он решит эту задачу. Ответ будет. Всё будет. Всё.

Перед тем как улечься возле костра, он вынул кинжал из ножен и положил на ларец. Этот клинок – сторож лучший, чем троллок или человек. Все они видели, что случилось, когда он пустил его однажды в дело. Никто и на спан не подойдет к этому обнаженному кинжалу без его приказания, и даже тогда подчинятся неохотно.