Великая Отечественная: Правда против мифов

Когда 30 апреля посол вернулся в Москву, он отвел меня на аэродроме в сторону и прошептал: “Жребий брошен, война — дело решенное!” Только по дороге в посольство он сообщил мне о последней реплике Гитлера. На мой удивленный вопрос, как же это согласуется с его первыми словами, Шуленбург ответил: “Гитлер намеренно обманывал меня”.

А тем временем Сталин продолжал свою политику умиротворения. Но Гитлер на неё ни в малейшей степени не реагировал. Даже тот факт, что 6 мая 1941 г. Сталин занял пост Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и, таким образом, встал во главе правительства и юридически, не привлек к себе внимания Гитлера, хотя тем самым Сталин хотел явно продемонстрировать, что полон решимости использовать весь свой личный авторитет, чтобы избежать столкновения между Германией и Советским Союзом.

Не придал Гитлер никакого значения и донесениям посольства, хотя (или, возможно, именно поэтому) мы неустанно указывали на добросовестное соблюдение Советским Союзом экономического соглашения и подчеркивали, что он прилагает все усилия для избежания любого конфликта с Германией.

В мае в Москву после многонедельного отсутствия вернулся полковник Кребс. Когда он зашел в мой кабинет, я задал ему вопрос насчет курсирующих слухов о войне. Если в этом есть хоть доля истины, его долг, сказал я, разъяснить Гитлеру, что война против Советского Союза может означать конец Германии. Я напомнил Кребсу, что за свою долгую историю Россия часто бывала бита, но никогда — разбита»^{70}.

МИФ ТРЕТИЙ. «Советский Союз не был готов, более того — и не готовился к нападению Германии»

Миф — это не всегда чистая выдумка. Чаще всего в основе мифа лежит та или иная, большая или меньшая доля правды, а вокруг неё неквалифицированный или злонамеренный историк, журналист или писатель накручивает свои фантазии и ложь. В результате создаётся впечатление правдоподобия, которое, как известно, хуже чистой лжи. Для молодого, незрелого ума, для плохо образованного человека подобия правды часто бывает более чем достаточно: он заглатывает «наживку» и помимо своей воли оказывается на крючке лжи.

Да, в полной мере к войне с Гитлером Советский Союз не был готов. Это правда. Но изо всех сил спешил подготовиться к неизбежной схватке с фашизмом. Это тоже правда. Однако эта правда мифотворцам не нужна. Поэтому давайте немного порассуждаем на тему «Почему СССР был не готов к войне?».

Ещё при жизни больного Ленина, в марте 1922 г., Пленум ЦК ВКП(б) избирал И.В. Сталина генеральным секретарем ЦК. Вся власть в стране — и партийная, и государственная — оказалась фактически в его руках. Наблюдая за деятельностью Сталина более полугода, безнадежно больной Ленин понял это и написал «Письмо к съезду» («Политическое завещание»), в котором говорит: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.

Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно»^{71}.

Ленин не фантазировал и не пророчествовал: он точно знал, что Сталин и Троцкий уж давно — непримиримые враги, смертельно ненавидящие друг друга, и, стало быть, раскол в партии не «может» наступить, а наступит неизбежно и вскоре. «Наградив» Троцкого званиями «самого способного человека в ЦК» с «выдающимися способностями», Ленин поднес огонь к тлевшим фитилям заряда вражды в сердцах обоих вождей.

Попробуем словно на «машине времени» перенестись в эту даль и стать (как бы) живыми свидетелями всего происходившего, увидеть явления и события тех лет не с десятилетних расстояний, а (как бы) изнутри, воочию, погрузиться в ситуацию понимания. Без глубокого погружения в сущность происходившего не может быть и её глубокого понимания.