Великая отечественная война: Как это было

Да, тиранические свойства были присущи Сталину, но это не дает права историкам или публицистам строить на этой основе ложные выводы, а тем более — фальсифицировать факты, которых не было. Так, в ноябре 1993 г. маститый русский ученый Б. Огарков упрекнул Сталина в стремлении заключить второе «Брестское соглашение» с Гитлером. По его словам (впрочем, не подкрепленным никакой ссылкой на документы или мемуары), с этой целью весной — летом 1942 г. I отдел II управления НКВД договаривался со спецслужбами Германии о встрече Риббентропа с В. М. Молотовым. В массовое сознание это предположение вошло с публикацией романа А. Рыбакова. Между тем если и имела место такая попытка, то лишь как одна из многих дезинформационных операций, проводимых до и в ходе войны, либо как зондирование настроений. Небезынтересны поэтому мемуары П. Судоплатова.

В последнее время многие читатели находятся под впечатлением книг В. Суворова (Б. Резун), в которых содержится мысль о назначенном на 6 июля 1941 г. нападении СССР на нацистскую Германию под лозунгом освобождения Европы. Вряд ли в пользу данной версии говорит, если верить Э. Муратову, даже выступление Сталина на банкете в честь выпускников военных академий 5 мая 1941 г. Возможно, он и заявил здесь: «Спасти нашу страну может только война с фашистской Германией и победа в этой войне». Но он ведь говорил и иное: о превосходстве немецких танков над советскими, лучшей в мире авиации Г. Геринга, безалаберности специалистов Артиллерийской академии в Москве, излагавших слушателям тактико-технические данные пушки, снятой с производства в 1916 г., и многое другое.

Во многих пострадавших от войны государствах сейчас развернулась научно-исследовательская работа по уточнению материальных потерь и жертв населения и армий в ходе Второй мировой войны. Так, при определении 6 млн погибших граждан Польши как-то нивелировался факт, что половина погибших — это евреи. Кроме того, надо учесть, что 1,6 млн — это жертвы не гитлеровского, а большевистского режима. В Германию было вывезено не 200 тысяч польских детей, как утверждалось ранее, а около 50 тысяч. Фантазией оказалось и направленное в ноябре 1992 г. президенту Л. Валенсе заявление делегатов съезда обществ милосердия Львова и юго-восточных земель Польши, в котором ОУН-УПА обвинялась в убийстве 500 тыс. поляков в течение 1939—1947 гг. Польские и украинские историки полагают, что в ходе необъявленной войны с обеих сторон погибли десятки, но не сотни тысяч жителей обеих национальностей.

Поиски в архивах привели к переоценке заслуг и достоинств некоторых советских полководцев Великой Отечественной, включая И. Сталина и Г. Жукова.

Появилась более близкая к истине цифра совокупных потерь советских военнослужащих, партизан, пограничников, бойцов внутренних войск в период войны — около 25 млн человек. Как ни печально, но отстаиваемый русскими генералами 90-х гг. показатель советских потерь на фронтах 1941 —1945 гг. — 8 664 400 военнослужащих — не что иное, как их очередная сознательная ложь. В реальности же на каждого немца, погибшего на Восточном фронте, приходилось почти 17 советских бойцов! Одни лишь военные потери Украины составляют 7 млн человек. А сколько захоронено в 28 тысячах братских могил и многих тысячах неизвестных, безымянных на ее территории — уже никто не узнает. А куда включены исполненные смертные приговоры в отношении 157 тыс. красноармейцев и командиров, арестованных карательными органами СССР? Ведь это — почти 20 стрелковых дивизий военного времени. Кто подсчитает бессудные «мехлисовские» расправы?! Риторика...

С высокой избирательностью надо относиться к документам и опубликованным воспоминаниям советских полководцев. Ведь согласно закону от 14 декабря 1922 г. о государственной и военной тайне запрещалось писать о недостаточной готовности армии, просчетах в снабжении, волнениях в воинских частях и авариях технических средств. Свидетельства очевидцев боевых действий обязательно должны были совпадать со штабными сводками и печататься только с санкции ответственных военных работников. В годы Великой Отечественной соблюдались и буква, и дух этого документа (были и исключения).

Написанные спустя многие годы после окончания войны мемуары военачальников Советской армии (в течение 1941—1945 гг. им запрещалось вести даже личные дневники) содержат много недоговоренностей, крайне субъективный анализ, к тому же осложненный внешней и внутренней цензурой. Не отметая подвигов сотен Матросовых и Гастелло, нечеловеческой выносливости и жертвенности советских воинов, мы не должны забывать, что в Красной армии имело место не только фронтовое братство со всеми его высокими атрибутами,

10