Великая отечественная война: Как это было

Чтобы уверить Сталина в неприятии идей Черчилля относительно открытия второго фронта в районе Средиземноморья, искреннем расположении к нему. Рузвельт в мае 1943 г. послал в Москву бывшего представителя США в СССР на протяжении 1937—1938 гг. Д. Е. Дэвиса. Президенту было известно, что тот являлся искренним почитателем кремлевского диктатора. С помощью искусной лести Д. Дэвису удалось уговорить Сталина лично встретиться с президентом США. Однако отказ союзников открыть второй фронт до 1944 г. заставил Сталина

отложить встречу. Зато обиделся Черчилль, упрекнув Рузвельта в недооценке вражеской пропаганды, которая не преминула бы сыграть на противоречиях в стане союзников в случае двух-, а не трехсторонних переговоров.

Лишь в октябре 1943 г. госсекретарю США К. Хиллу удалось уговорить его, но и после своего согласия Сталин просил Рузвельта отложить встречу до весны 1944-го и провести ее на базе советских ВВС в Фейрбенксе (Аляска).

Перед отъездом в иранскую столицу Сталин заранее подготовил почву для успешной реализации своих целей. Агенты НКВД распространили слух, что Гитлер предложил СССР подписать перемирие. И только потому, что фюрер якобы требовал остановить немецкие армии не по линии «Риббентропа—Молотова», а на правом берегу Днепра, переговоры не состоялись. Налганные этой фальшивкой, Рузвельт и Черчилль, как показывают материалы конференции, всячески старались угодить Сталину. Ведь без Красной Армии они не надеялись достигнуть основной цели — уничтожить Германию как экономического и политического конкурента, а если удастся — превратить только в сельскохозяйственный, зависимый от других государств регион.

Кроме того, службы А. Берии через разведчика-тер-рориста Н. И. Кузнецова подкинули доверчивым американцам дезинформацию о подготовке нацистами покушения на Рузвельта в Тегеране (операция «Длинный коготь»). Как позднее установила британская разведка, э тот трюк был организован для более тесного контакта Сталина с президентом США. Последний, как известно, проживал в здании советского посольства, что создавало прекрасную возможность для подслушивания и психологического сближения с советским лидером. Присутствие великолепных филиппинских поваров, обычно сопровождавших Рузвельта на яхте, скрашивало ему пребывание в чужих стенах.

В канун своей первой личной встречи со Сталиным в Тегеране Рузвельт говорил кардиналу Ф. Спеллману: после победы над Гитлером Австрия, Венгрия и Хорватия неизбежно попадут под контроль Советского Союза, а в Германии и. возможно, в Австрии будет установлена коммунистическая система правления. Рузвельт честно признался: хотя Сталин может дать обещание останови гь Красную Армию на границах Европы, но вряд ли он сдержит его. Однако, с пафосом воскликнул президент, после 10—20 лет контактов с Западом в СССР неминуемо исчезнет варварство. Рузвельт долго оставался верен сокровенной мечте: мир на планете должны поддерживать четыре шерифа: США, Великобритания, Россия и Китай. Разочаровавшись в эффективности Лиги наций, он не включил пункт о создании подобной организации даже в Атлантическую хартию. Но когда президент излагал свои мысли Молотогу (он прибыл в мае 1942 г. в США как некий « мистер Браун») и А. Идену, британский министр несколько охладил его пыл. Будущий премьер Англии резонно заметил. что в Китае, например, скоро свершится революция, поэтому в мировые полицейские он не подходит.

Союз со Сталиным виделся Рузвельту построенным на взаимовыгодной торговле, для которой прежде всего необходима стабильность. Выдавая желаемое за действительное, он говорил: если бы я был русским, моим самым страстным желанием стало бы путешествие по всей территории США. Вряд ли он понимал, что такие мысли в СССР являлись не просто крамольными, а опасными для жизни граждан.

К тому времени многочисленные обвинения В. Ленина по адресу русского империализма были напрочь стерты из сознания масс целенаправленной пропагандистской кампанией, успешно представившей дореволюционную

Россию безропотным придатком Запада. Дирижировавший ею Сталин не допустил даже издания при своей жизни ленинских «Тетрадей по империализму», посчитав их идеологически вредными духу русского па триотизма.

Не менее оптимистично выглядели и прогнозы К. Хилла, который видел послевоенный мир избавленным от эксцессов нацизма и коммунизма, не нуждающимся в оборонительных или других гарантирующих безопасность союзах. Между тем американская общественность с конца 1943 г. гадала: претендует ли Сталин на весь мир или только на Восточную Европу?

Ряд аналитиков США еще в 1939—1941 гт. считали политику СССР типично имперской. Они были уверены, что после победы советские лидеры будут настаивать на признании советских границ по состоянию на 22 июня 1941 г. Но по настоянию Рузвельта госдепаргамент обязан был относиться весьма предупредительно ко всем территориальным претензиям Сталина. В мае 1943 г. специалисты США подготовили шесть альтернативных вариантов демаркации советско-польской границы, хотя вопрос о принадлежности Львова и Вильно оставался открытым.