Великая Перемена (и прочая ложь) - Джо Аберкромби

«Нить» буквально следует за нитью: от бывших рабов, работающих на полях Гуркхула, через адуанские фабрики и измождённых швей, к платью, которое оказалось недостаточно хорошим для той самой придирчивой законодательницы мод леди Савин дан Глокта. «Камень» прослеживает путь одного исключительного камня из рек засушливого юга через контрабандистов, спекулянтов, торговцев и ювелиров процветающей алмазной торговли, где каждый урывает свою долю, и заканчивается тем, что камень, из-за которого столько людей потели, плели интриги и торговались, оказывается недостаточно хорош для новой короны короля Союза. «Острие» же начинается с добычи железа в каторжных рудниках Инглии, прослеживает, как это железо становится кинжалом, а кинжал окольными путями попадает в руки одного из поджигателей и... ну, вы уловите суть.

«Великая Перемена» — это нечто особенное. Тоже цепочка разных точек зрения, но следует она не за промыслом, а за идеей — идеей той самой великой революции, удара во имя простого человека, попытки начисто смести прошлое — самой Великой Перемены. История начинается сразу после событий «Красной страны» и заканчивается, когда разворачивается «Немного ненависти», и через неё проходят несколько ключевых персонажей. Она глубже переплетается с событиями «Эпохи Безумия» и показывает их в совершенно ином свете. Иногда даже описываются те же сцены, но с совершенно других точек зрения. Настоятельно советую не браться за этот рассказ, пока не прочтёте «Мудрость толпы»... он слишком многое раскрывает...

Нить

Сабра сорвала последние коробочки с очередного куста, – стручки лопались, выпуская белый пух, – бросила их в свою сумку и с долгим вздохом выпрямилась. Прищурившись на солнце, вытерла пот со лба, отряхнула пух с саднящих пальцев, поправила ремень сумки на ноющем плече, потёрла больную спину и снова вздохнула. Всё как обычно.

— Тяжёлая работёнка, да? — окликнул Курин, сдвигая шляпу, чтобы вытереть покрытый бисеринками пота лоб.

Он вечно оказывался где-то рядом. Работал на соседнем ряду, когда они собирали хлопок. Набивал тюк по соседству, когда паковали урожай. Ставил тарелку рядом, когда ели. Иногда ей казалось, что она ловит на себе его взгляды. А может, ей просто хотелось так думать. В конце концов, он был видным мужчиной — эти широкие плечи, хорошие зубы и лёгкая улыбка.

Она нервно огляделась, опасаясь, что надсмотрщик заметит их разговор, но потом вспомнила — надсмотрщика больше нет. Его протащили по пыли за ослом, а потом забили лопатами насмерть, и никто по нему не скучал. Они больше не рабы. Они свободны и могут болтать сколько душе угодно. Лишь бы выполняли норму.

— Жарища, — сказала она, надвигая шляпу чуть ниже, наполовину прячась от солнца, наполовину от Курина. Чувствовала, что краснеет.

— Держи. — Он протянул ей фляжку. Потом вытер горлышко рукавом и протянул снова. Рукав был грязным. У всех тут были грязные рукава. Но жест всё равно был приятным. Наверное, показался бы менее приятным, будь Курин не таким красавчиком. Но такова уж неприглядная правда о красивых людях.

Хотелось облиться водой с головы до ног, но вместо этого она сделала, как ей казалось, изящный глоток и вернула фляжку.

— Спасибо, — пробормотала она, снова прячась за полями шляпы.

— Пей ещё, если хочешь, — сказал он с улыбкой. — Мы теперь свободные люди.

Она задумалась.

— Да. Свободные. — И сделала ещё глоток, словно доказывая это самой себе.

Они были свободны, и это было замечательно. Чудесно. То, о чём они все столько лет молили Бога. Только иногда Сабра задумывалась, так ли уж многое изменилось на самом деле.

Когда она была рабыней, то спала в вонючей развалюхе и ела чечевичную похлёбку. Теперь, став свободной, она жила в той же вонючей развалюхе и ела ту же чечевичную похлёбку, но теперь должна была платить за эту привилегию человеку, который поселился в доме её бывшего хозяина. Хозяина изрубили на куски, и она не пролила по нему ни слезинки, но человек, который теперь жил в доме, смотрел на неё точно так же, как и прежний.

Когда рабыня слишком медленно наполняла мешок, её могли избить. Могли отстегать кнутом. Сделать показательный пример для остальных. Теперь же, если работница не выполняла норму, ей просто не платили. А значит — ни крыши над головой. Ни еды. А потом однажды она просто исчезала, и находили новую работницу. Новые работницы находились всегда. Сабра слышала, что так заведено в Союзе. Они гордятся тем, что у них нет рабов. Но теперь она сомневалась, что это действительно лучше. В тёмные минуты ей даже казалось, что, может быть, стало хуже.

Но она не хотела показывать Курину эти мрачные мысли, поэтому улыбнулась, возвращая фляжку. Пусть всё изменилось не так сильно, как хотелось бы. Но теперь хотя бы можно улыбаться.

— Спасибо, — сказала она, нагибаясь к следующему кусту и начиная срывать коробочки, лопающиеся белым пухом.

— Тебе везёт, — сказал Курин, продолжая смотреть на неё с улыбкой.

Она подняла голову.

— Ни разу в жизни так не думала.

— Ты маленькая.