Великая разруха. Воспоминания основателя партии кадетов. 1916–1926

Впечатление за границей от полученного известия было огромное, и не только в среде русской эмиграции, но и у иностранцев, и притом не только в буржуазных и либеральных кругах, но даже среди социалистов и рабочих. Может быть, впечатление это усилилось неожиданностью известия про бессудную расправу, распространенного самими большевиками с такой поспешностью. Как раз в предшествующие годы не было массовых казней, сопровождающихся их оглаской. Хотя большевики и продолжали уничтожать своих врагов, но делали это в тайниках подвалов чеки, поодиночке, и преследуемое лицо большей частью пропадало бесследно, а говорить или печатать об этом воспрещалось. Это относительное карательное затишье совпало с объявленной еще Лениным экономической передышкой, называемой НЭПом. Эти большевистские уступки дали повод всем, кто не видел единственного выхода для освобождения России от большевизма в определенной борьбе с ним, надеяться на его эволюцию. И это течение было не только распространено у значительной части иностранцев, но и среди части русской эмиграции стало развиваться «мирнообновленческое» и у некоторых даже соглашательское направление, у одних, может быть, вполне искренно, у других же оно прикрывало иногда бессознательно обывательские беженские настроения. А потому и самый факт расстрела 20 лиц без предъявления им каких-либо не только мало-мальски основательных, но правдоподобных обвинений, и способ нарочито поспешной и демонстративной огласки этой расправы сделали то, что эффект получился как от разорвавшейся бомбы. Ведь это уже не было время так называемого военного коммунизма 1918—1920 годов. И уже трудно было, как это делали защитники большевиков раньше, оправдывать или извинять массовый расстрел заведомо невинных людей после покушения на Ленина и убийства Урицкого тем, что это был период еще неустановившейся революционной власти. За десять лет существования этой революционной власти жизнь, казалось бы, могла уже войти в нормальную колею. И пожалуй, этот расстрел не столько произвел ожидавшееся от него устрашающее впечатление, сколько вызвал омерзение к варварскому режиму и сочувствие к его противникам. А жертвенный порыв молодых людей, уходивших из эмиграции в Россию на дело спасения Родины, в конце двадцатых годов скорее усилился. Вот что писал П.Б. Струве в «Возрождении» (№ 739) по поводу расстрела двадцати: «Советской власти нужно произвести психологический эффект, нужно проявить силу и решимость и возможно большее число людей запугать. На самом деле такой образ действий обнаруживает, наоборот, полную слабость и даже растерянность большевистской верхушки. И эта слабость советской власти еще более подчеркивается ее невероятной лживостью».

Глава 7 Отклики на смерть Павла Дмитриевича: панихиды, речи на собраниях протеста, статьи, соболезнующие письма, некрологи

В некоторых больших пунктах скопления русской эмиграции состоялись заседания протеста против бессудной расправы большевиков со своими политическими противниками, а панихиды служились в сотнях городов всех материков до Австралии включительно. Как о собраниях, так и о панихидах печатались сообщения и в иностранных газетах. Из кипы мною полученных писем, вырезок из русских и иностранных газет, некрологов, из коих многие были с портретом покойного Павла Дмитриевича, отчетов о заседаниях приведу некоторые выдержки. (Как это ни странно, но наше сходство, дававшее повод к смешиванию нас с первых дней рождения, повело к тому, что к некоторым некрологам, например в польской газете Swiat, был ошибочно приложен мой портрет.)

«В Париже в церкви на рю Дарю состоялась панихида по князе П.Д. Долгорукове и 19 с ним убиенным. Служил митрополит Евлогий, сказавший прочувствованное слово, пел хор Афонского. Кто запоздал, тому уже не пробраться. Церковь, украшенная к Троице березками, была полна молящимися, как в богослужения, совершаемые в большие праздники. Никогда эмиграция не была представлена так полно, как на этой исторической панихиде. Сошлись республиканцы, монархисты, народные социалисты и просто социалисты, православные и не православные, христиане и не христиане. Среди собравшихся руководители эмигрантских организаций, представители посольств окраинных государств, чины сербского, болгарского и греческого посольств, члены кавказских делегаций и украинских союзов, президиум русско-еврейской общины «Огель Иаков». «В Берлине в русской церкви была отслужена торжественная панихида по 20 казненным в Москве. Церковь была настолько наполнена молящимися, что некоторые не могли войти в храм и принуждены были оставаться на улице. Во время пения «Вечной памяти» в церкви раздались рыдания. В редакцию газеты поступило несколько анонимных писем от лиц, называющих себя советскими служащими, с выражением сожаления о том, что по своему положению они не могли присутствовать на панихиде».