Великая разруха. Воспоминания основателя партии кадетов. 1916–1926

«В течение восьми месяцев «Свободная Речь» издавалась в Екатеринодаре на героической Кубани. Всю зиму и большую половину лета мы провели в этом милом провинциальном городе, с его пылью и грязью, с его особнячками, утопающими в садах. Теперь временной столицей юга России становится Ростов.

Ростов, Новочеркасск, Дон!

Сколько горьких и славных воспоминаний связано с этими местами! Вспоминается, что было здесь год, полтора года тому назад и что становится уже достоянием новейшей русской истории. И здесь, как на Кубани, в лаврово-терновом венке сплетаются казацкая лихость и слава с великорусской доблестью, с государственной мудростью и стойкостью великих вождей Добровольческой армии. Вместе со священными для русских именами Корнилова и Алексеева в терновый венок вплетены имена славного донца Каледина, Богаевского, Назарова и других донских казаков, павших за великую Россию и тихий Дон.

Что даст нам новый донской период, когда фронт уже далек отсюда, а здесь пребывают Ставка и правительство? Мы вышли на большую московскую дорогу. Будем надеяться, что дальнейшее закрепление зародившейся в проселках и болотах Кубани и уже значительно окрепшей новой русской государственной власти будет происходить при более благоприятных условиях, что вставший, но еще слабый после тяжких потрясений организм России не будет вязнуть в зыбкой трясине и найдет здесь более твердую почву под ногами. Будем надеяться, что здесь, на Дону, состоится для общего блага соглашение и будет более единодушия при предстоящем государственном строительстве.

Итак, мы вышли на большую московскую дорогу. Но скоро ли мы будем в Москве? Как мы ни стремимся в Москву, мы обязаны учитывать все предстоящие еще нашей доблестной армии трудности и предвидеть, наряду с ее подвигами и блестящими успехами, и неминуемые неудачи, и частичные отступления. Большевики, которым терять нечего, будут при своем издыхании делать отчаянные, судорожные усилия, и, как это ни печально, а для жителей Совдепии как ни трагично, мы допускаем возможность и зимней кампании. При огромном протяжении фронта слишком смелые броски и поспешность при необеспеченности тыла могли бы быть пагубны и для Москвы, и для конечного освобождения России.

Стремясь в Москву, мы не будем ныть, как чеховские сестры: «В Москву, в Москву!» Мы не будем от разочарований с тыловой паники быстро переходить к обывательскому оптимизму. Лучшим средством для успехов и упорядочения фронта, а следовательно, и для достижения Москвы является упорядочение тыла и всемерная поддержка временной власти и новой государственности. В этом – первейшая задача и национальной, патриотической прессы. Разумеется, при общественной поддержке власти мы допускаем и нелицеприятную критику вводимых ею реформ и отрицательных ее проявлений на местах.

Для выполнения этой государственной задачи и для лучшей осведомленности «Свободная речь» переехала в новую временную столицу юга России; она намерена и впредь следовать за временной властью, несмотря на огромные технические затруднения кочевого существования газеты, пока она не заживет оседлою жизнью и не превратится в замолкнувшую на время столичную «Речь», выходя в Петрограде или в Москве, там, где суждено быть всероссийской столице.

Без излишней торопливости и оптимизма будем надеяться, что скоро это время настанет! В кровавом мареве мерещатся стены Кремля; за грохотом орудий и треском пулеметов глухо звучит призывный колокол Ивана Великого».

Грустно теперь читать о тогдашних наших настроениях и надеждах. Обстоятельства изменились, многое – достояние истории. Но в истории великой разрухи все это, как и последующее, лишь эпизоды, которые не должны и не могут убить наших надежд и пришибить наше настроение.

Глава 7 Ростов – Новороссийск. 1919—1920 годы

В Ростове я сначала пользовался гостеприимством В.Ф. Зеелера, а потом тоже двух сочленов по партии. Жизнь большого города, театры, рестораны, бега, спекуляция – все в Ростове в большем размере, чем в Екатеринодаре. Деятельность наша была приблизительно той же, но ростовский период оставил у меня худшее воспоминание. Во-первых, сам город интернациональный, с претензией на роскошь, с безвкусием домов на главных улицах, а во-вторых – под конец – период отступления, разложения Добрармии и эвакуации города. Прилегающая Нахичевань, с домиками, утопающими в зелени, симпатичнее.

Та же масса заседаний партийных, Национального центра, тот же неутомимый М.М. Федоров, бегающий целыми днями по городу. Но Деникин со своим штабом поселился, и хорошо сделал, в тихом Таганроге, поодаль от правительственного аппарата. Я продолжал писать в «Свободной речи», организовывать собрания и читать на них доклады. В Ростове несколько раз выступал в болыпевизирующих железнодорожных мастерских, в Новочеркасске, Таганроге (с Тырковой и Рыссом).