Великая разруха. Воспоминания основателя партии кадетов. 1916–1926

В редакции одной из турецких газет в Стамбуле я присутствовал на ряде бесед с турецкими редакторами и публицистами. Турки в общем замечательно хорошо относились к русским и ненавидели французов и особенно англичан. Например, без установленных пропусков они ни за что их не пропускали в Святую Софию, а меня, узнав, что я русский, пропускали без всяких билетов. Беженцам они помогали насколько могли. Недалеко от посольства, на маленькой площадке, возвышавшейся над улицей, среди трех стен, устроились беженцы наподобие табора, в котором они жили и мерзли зимой. Я сам видел, как сгорбленный старик мулла раздавал им деньги. И это далеко не единичный пример.

Я получил телеграфный вызов от Коновалова из Парижа в Учредиловку, как член Учредительного собрания. Как ни соблазнительно было поехать в Париж с даровым проездом и оплатой пребывания там, я не поехал, так как считал ненужной затею поднимать тень Учредительного собрания с его С. Р-ско-большевистским подавляющим большинством, выборы в которое производились уже при большевиках, в смутное время ноября 1917 года. Небольшая кучка его членов за границей не могла ни у кого пользоваться авторитетом. И действительно, этот пустоцвет через некоторое время завял, ничего не сделав и поглотив зря известное количество труда и денег.

В большом вестибюле парадной посольской лестницы торжественно состоялось открытие Русского совета в присутствии многочисленных гостей. Врангель и некоторые из нас произнесли речи. Всего членов Русского совета было человек 45; председательствовал Врангель. Несколько человек было по назначению (я, Шульгин), остальные по выборам общественных (не политических) групп: земских гласных, городских гласных, парламентского комитета, Торгово-промышленного союза, а впоследствии и территориальные представители от Болгарии и Сербии. Русский совет был финансово-контрольным аппаратом при армии; кроме того, он должен был быть посредником между армией и гражданской эмиграцией, быть истолкователем нужд армии и ее политического значения, облегчая главнокомандующему его роль в трудном международном положении, то есть косвенно функции Русского совета были и политические. При этом считалось нужным поддерживать моральную связь и преемственность армии от Добрармии и преемственность власти Врангеля как главнокомандующего от Корнилова. Заседали мы или в кабинете Врангеля внизу, или в одной из зал посольства, оставаясь из-за холода в пальто и шапках.

Казалось бы, что такие задачи были вполне естественны и надо было идти навстречу главнокомандующему, раз он искал общественной опоры, но Русский совет встретил враждебное отношение не только среди левых партий, не признававших армию, но и среди большей части Политического центра, который не знал и не понимал армии.

К сожалению, долгие переговоры не привели и к представительству казаков. Соединенный совет Дона, Кубани и Терека потребовал около половины мест своим представителям и предъявил ряд требований, до права самостоятельного сношения с иностранными державами включительно (!). Как ни странно было это последнее требование, препираться из-за этого, по-моему, не стоило. Бог с ними, пускай сносились бы, все равно ничего из этого не вышло бы.

Для популяризации условий жизни армии на чужбине я взялся выпускать гектографированную официозную еженедельную информацию «Д. и Л.» (инициалы мои и Львова, который предполагал сначала сотрудничать). Сведения я получал из штаба и из частей, а информацию посылали в русские газеты, некоторым учреждениям и лицам во все страны. За два года ведения мной этого дела было выпущено в Константинополе и Белграде более ста бюллетеней, и, при оторванности Лемноса, Галлиполи и Балканских стран от прочей эмиграции, они сыграли известную роль в усвоении этой последней истинного положения и задач переброшенных и сохраненных остатков армии, что, особенно в начале, мало кому было известно и ясно. Из газет всецело поддерживало армию и печатало мою информацию «Общее дело» Бурцева, которое в 1921 году прекратило свое существование, а также несколько маленьких провинциальных газет, в том числе «Новое время», газета монархическая и националистическая. «Руль» систематически информацию не печатал и вообще почти игнорировал армию, а левая пресса была клеветническо-враждебна армии. Отсутствие внепартийной национальной газеты, стоящей на платформе армии, нами очень болезненно ощущалось. Теперь этот пробел в значительной мере пополнен выходом «Возрождения», на которое армия может вполне рассчитывать.

Чтобы лично узнать, в каких условиях очутилась наша армия, всего через месяц после эвакуации, в середине декабря я посетил Галлиполи.

Галлиполи, маленький городок с развалиной-крепостью у входа в Дарданелльский пролив, перешел после войны к Греции. Он весь в развалинах от землетрясений и от перекидной бомбардировки союзников через полуостров. Я встретился там с одновременно прибывшим Врангелем, возвращавшимся с Лемноса.