Великая речная война. 1918–1920 годы

Радио и пресса несколько раз упоминали о нашем отряде. Однажды до нас дошло обращение из Москвы, написанное по-английски и адресованное «Джеку Кенту». В нем нас призывали сложить оружие в обмен на освобождение от наказания и беспрепятственное возвращение домой.

Примерно в это же время ко мне пришли офицеры контрразведки из штаба флотилии и потребовали вызвать для допроса корабельного инженера и одного из судовых механиков. Их подозревали в сотрудничестве с большевиками. Допрос сопровождался обыском, во время которого среди инструментов механика были найдены документы, неоспоримо свидетельствовавшие о подготовке диверсии с целью уничтожить «Кент». Причастность офицера не была доказана. Я узнал впоследствии, что в русской команде буксира работал агент контрразведки, направленный к нам адмиралом Смирновым. Этот агент и раскрыл заговор. Инженер-лейтенанта перевели на «Грозный», а к нам назначили другого офицера. Позже я слышал, что механик был расстрелян».

12 июня плавбатареи «Суффолк» и «Микула Селянинович» огнем своих 152-мм пушек подавили три батареи красных и уничтожили большой полевой склад боеприпасов.

20 июня канонерка «Кент» вместе с другими судами 2-го дивизиона пошла в Пермь, куда и прибыла в 5 часов утра на следующий день.

Плавбатарея «Суффолк» 21 и 22 июня продолжала вести обстрел береговых целей. За два дня она выпустила 256 шестидюймовых снарядов. Исчерпав боекомплект, командир плавбатареи также приказал идти в Пермь.

25–26 июня орудия с «Кента» и «Суффолка» были переставлены на железнодорожные платформы, а оба судна зато плены близ Перми.

По приказу адмирала Смирнова все суда белой флотилии были разоружены в районе Перми, а затем вместе с транспортным флотом уведены на реку Чусовую и там уничтожены.

Красным удалось захватить целыми только четыре корабля – «Смелый», «Бойкий», «Гордый» и «Страшный», с которых белые все же успели снять вооружение, бронирование и даже части машин.

Кроме того, красные захватили бронекатера «Пантера», «Рысь», «Ягуар», «Кугуар», «Тигр» и «Барс».

На реке Чусовой у Левшино белые выпустили из Нобелевских береговых резервуаров около 200 тысяч пудов керосина (3276 т), а затем подожгли его. Боевые корабли и транспортные суда стали добычей огненной стихии. Позже белоэмигранты утверждали, что якобы керосин подожгли сами красные. Как тут не вспомнить незабвенного Николая Васильевича: «А унтер-офицерская вдова сама себя высекла».

Через несколько дней на место гибели камского флота прибыл специальный уполномоченный Совнаркома и Главода[48] В. М. Зайцев. В отчете Главоду он написал:

«Неприветливо встретила меня р. Кама… Уже недалеко от ее устья встретились остовы (погибших) судов»… а «по мере моего продвижения по освобожденному району приходилось прямо ужасаться… пошли везде и всюду попадаться остовы сгоревших судов, как паровых, так и непаровых единиц советского флота. Не было расстояния, хотя бы через 50-верстный пробег, без этих печальных фактов: то там, то здесь вырисовывались следы судов, или до днища сгоревших, или переломанных и обсушенных глубоко в бичевнике». Еще хуже было в Перми: «Что пришлось увидеть, превзошло всякие предположения. Всюду, насколь хватало поля зрения, виднелись остовы догоравших и плавающих судов. Ужасная огненная вакханалия витала, видимо, здесь широко. То тут, то там из воды торчали головни от полузатонувших днищ барж, пристаней и подчалков. Описать все, что открылось пред глазами, нет никакой возможности, – это было что-то невероятное». По пути к реке Чусовой, где было главное место разгрома флота, «немного выше (пермских) пристаней стоял поперек реки сильно изуродованный пассажирский пароход «Григорий» общества «Камво», а затем, уже, начиная от него, через самый малый интервал, потянулся почти сплошной вереницей длинный ряд обгорелых и топлых судов. Некоторые еще догорали, и тлели обуглившиеся их части, а теплоход «Москвич» пылал пламенем, благодаря запасу в его цистернах натурала…