Великая ревность великой женщины (Екатерина II – Александр Дмитриев-Мамонов – Дарья Щербатова. Росси

Однако при всем внешнем блеске положение Александра при дворе было нелегким. По словам все того же Гарновского, Мамонов жаловался, что ему «при дворе жить очень скучно» и что «между придворными людьми почитал он себя так, как между волками в лесу». Храповицкий записывал со слов камердинера императрицы: «Сказывал Захар Константинович Зотов, что паренек считает житье свое тюрьмою, очень скучает, и будто после всякого публичного собрания, где есть дамы, к нему привязываются и ревнуют».

Понятно, о ком шла речь, кто привязывался и ревновал. Да Екатерина, конечно! А сам виноват, не шныряй глазами по сторонам, тем паче когда кругом молоденькие красотки!

Ну и дошнырялся он таки…

Вот выдержка из дневника Храповицкого от 20 июня 1789 года. Во время работы с секретарем Екатерина прервала его чтение доклада вопросом:

«– Слышал здешнюю историю?

– Слышал, ваше величество.

– Уже месяцев восемь, как я подозревала. От всех отдалился, избегал даже меня. Его вечно удерживало в его покоях стеснение в груди. А на днях вздумал жаловаться, будто совесть мучает его; но не мог себя преодолеть. Изменник! Лукавство – вот что душило его! Ну, не мог он переломить себя, так чего бы не признаться откровенно! Уже год, как влюблен. Буде бы сказал зимой, полгода бы прежде сделалось то, что произошло третьего дня. Нельзя вообразить, сколько я терпела!

– Всем на диво, ваше величество, изволили сие кончить».

Каков же смысл этой интригующей беседы?

Оказывается, Александру приглянулась пятнадцатилетняя фрейлина Дарья Щербатова, внучка знаменитого князя Александра Бековича-Черкасского. Она была моложе Екатерины на тридцать три года.

Многие при дворе считали, что именно девушка усиленно старалась заинтересовать его собой, так как ей, сироте, из милости взятой на казенное содержание, вряд ли приходилось рассчитывать на серьезное внимание со стороны расчетливых и искушенных в карьерных интригах екатерининских придворных. Кроме того, ее семья в прошлом была скомпрометирована крупным скандалом: за какую-то вину ее отец бесповоротно выгнал из дому свою супругу вместе с дочерью. А сама Дашенька за год до истории с Мамоновым была уже замечена в амурных заигрываниях с одним из иностранных посланников. Простодушие же Мамонова, плохо приживавшегося при дворе, делало молодого человека легкой добычей, а его богатство было слишком соблазнительным призом, чтобы заботиться о приличиях. В 1788 году Гарновский встревоженно сообщал Потемкину: «Стали примечать, что у Александра Матвеевича происходит небольшое с княжною Щербатовой махание». А тарелки с фруктами, которые Екатерина посылала в комнаты фаворита, стали находить – уже пустыми! – в покоях той же фрейлины Щербатовой.

Сам Мамонов возмущенно клялся, что считает «таковые слухи за пустые и негодные выдумки». Боязнь потерять милость Екатерины, ревность к возможным соперникам и одновременно раздражение из-за своей несвободы так расстроили нервы фаворита, что он, не сдерживаясь, начал резко огрызаться в ответ на упреки своей высокой покровительницы. Кончалось это обычно слезами с обеих сторон и тягостными объяснениями.

Чем больше императрица сомневалась в искренности своего любимца, тем чаще вспоминала о «друге сердечном» Потемкине. В начале 1789 года Гарновский настойчиво пишет своему патрону, что Екатерина с нетерпением ждет его приезда: «Государыня в ожидании сильно скучает: «Боже мой, как мне князь теперь нужен!» И светлейший явился. Вовремя. Храповицкий записывал: «После обеда ссора с графом Александром Матвеевичем. Слезы. Вечер проводили в постеле…» На другой день: «Весь день то же. По причине слез меня не спрашивали, вице-канцлера не приняли. После обеда князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический миротворствовал». Секретарь не знал, что происходило за закрытыми дверями кабинета императрицы. А Потемкин, давно поставленный своими агентами в известность относительно «амуришки» Мамонова, со всей солдатской прямотой объявил: «Матушка, плюнь на него…» И предлагал подыскать кого-нибудь получше. Екатерина же, всем сердцем привязавшаяся к «пареньку», плакала, не желая его терять. Потемкину ничего не оставалось, как только отправиться на половину Мамонова и по-родственному задать своему воспитаннику такую основательную головомойку, что к тому сразу вернулась вся его прежняя благопристойность. Екатерина на радостях купила ненаглядному Сашеньке великолепный цуг лошадей. Кроме того, он был назначен шефом Казанского кирасирского полка, поручиком Кавалергардского корпуса с производством в генерал-поручики и с пожалованием в генерал-адъютанты, возведен в графы Римской империи…

Потемкин, тоже осыпанный милостями и подарками, торжественно отбыл в Крым. Прошло несколько месяцев, и при новой ссоре с фаворитом Екатерина бросила наживку, которую тот простодушно заглотил…