Так думал и сам Василий. Быв дотоле в непрестанных заботах и в беспокойстве, мыслив единственно о спасении царства и себя от гибели, он вспомнил наконец о своем счастии и невесте: жестокою политикою лишенный удовольствия быть супругом и отцом в летах цветущих, спешил вкусить его хотя в летах преклонных и женился на Марии, дочери боярина князя Петра Ивановича Буйносова-Ростовского. Верить ли сказанию одного летописца, что сей брак имел следствия бедственные, что Василий, алчный к наслаждениям любви, столь долго ему неизвестным, предался неге, роскоши, лености: начал слабеть в государственной и в ратной деятельности, среди опасностей засыпать духом и своим небрежением охладил ревность лучших советников Думы, воевод и воинов в царстве самодержавном, где все живет и движется царем, с ним бодрствует или дремлет?
Но согласно ли такое очарование любви с природными свойствами человека, который в недосугах заговора и властвования смутного целые два года забывал милую ему невесту? И какое очарование могло устоять против таких бедствий?
По крайней мере, до сего времени Василий бодрствовал не только в усилиях истребить мятежников, но с удивительным хладнокровием; едва избавив от них Москву, занимался и земскими или государственными уставами и способами народного образования как бы среди глубокого мира. В марте 1607 года, имев торжественное рассуждение с Патриархом, духовенством и синклитом, он издал соборную грамоту о беглых крестьянах, велел их возвратить тем владельцам, за коими они были записаны в книгах с 1593 года, то есть подтвердил уложение Феодора Иоанновича, но сказав, что оно есть дело Годунова, не одобренное боярами старейшими, и произвело вначале много зла, неизвестного в Иоанново время, когда земледельцы могли свободно переходить из селения в селение. Далее уставлено в сей грамоте, что принимающий чужих крестьян должен платить в казну 10 рублей пени с человека, а господам их – три рубля за каждое лето; что подговорщик сверх денежной пени наказывается кнутом, что муж беглой девки или вдовы делается рабом ее господина; что если господин не женит раба до двадцати лет, а рабы не выдаст замуж до восемнадцати, то обязан дать им волю и не имеет права жаловаться в суде на их бегство, даже и в случае кражи или сноса, – закон благонамеренный, полезный не только для размножения людей, но и для чистоты нравственной!
Тогда же Василий велел перевести с немецкого и латинского языка
Угождая народу своею любовью к старым обычаям русским, Василий не хотел, однако ж, в угодность ему гнать иноземцев: не оказывал к ним пристрастия, коим упрекали расстригу и даже Годунова, но не давал их в обиду мятежной черни; выслал ревностных телохранителей Лжедимитриевых и четырех медиков германских за тесную связь с поляками, оставив лучшего из них, лекаря Вазмера, при себе, но старался милостью удержать всех честных немцев в Москве и в царской службе, как воинов, так и людей ученых, художников, ремесленников, любя гражданское образование и зная, что они нужны для успехов его в России, – одним словом, имел желание, не имел только времени сделаться просветителем отечества… и в какой век! в каких обстоятельствах ужасных!
Продолжение Василиева царствования (1607–1609)