Великая северная экспедиция

А пейзажи, как нарочно, один другого грандиознее и величественнее развертывались и, как в калейдоскопе, сменялись на пути наших незадачливых путешественников. Вот они проходят мимо одетой снегом громады Св. Ильи, окруженной мощными ледниками. Далее, моряки минуют вздымающийся на огромную высоту пик и расположенные вокруг него ледники, выходящие к самому морю. Все чаще встречаются им по пути ледяные горы и отдельные небольшие льдины, сталкивающиеся одна с другой и дробящиеся на тысячи кусков. Об этих местах позднейший путешественник выразился так: "Голые скалы, обрывистые пики и гребни, вздымающиеся почти до 3000- 3600 метров в высоту над морем, являют зрелище, равное коему по величине вряд ли найдется где-либо на земле".

Но вскоре непроницаемым саваном налег туман. Шли совершенно вслепую и только по реву бурунов догадывались о близости берегов. "На другое утро, когда прочистилось, увидели себя чудно занесенными в тесную бухту, шириною не более версты, у берега высокого и утесистого, густо поросшего травою, но совершенно безлесного". (рис.14)

Путешественники плыли обратно на запад. Вблизи одного из Алеутских островов, - вероятно, то был остров Адах из группы Андреяновских, - к кораблю приблизились на семи байдарках алеуты. Они подошли к самому борту, но подняться на палубу не пожелали, не помогли и подарки, которые им показывали с корабля. Им демонстрировали чашки, звонки, предлагали табак, трубки, иголки, разворачивали куски материи, вынесли даже медный котел, - все напрасно, они требовали только одного: ножей. Узнав, что на корабле испытывают сильную нужду в воде, они привезли с берега свежей воды в пузырях и потребовали за каждый небольшой пузырь по ножу. С корабля им предлагали один нож на всю братию. Сделка не состоялась, и пузыри были увезены обратно.

И на следующий день приезжали алеуты, целыми часами держались у борта, рассматривая корабль, но ни один из них так и не рискнул подняться на палубу. Повидимому, их экскурсии к кораблю продолжались бы и в последующие дни, но вот подул "способный ветерок к выходу", и "Св. Павел", боясь разбиться о прибрежные скалы, "с великим страхом" вышел в море, держа курс на Авачинскую губу.

С каждым часом недостаток воды давал себя чувствовать все более и более, потребление ее было сокращено до предела возможного. С 21 августа Чириков отдал распоряжение варить кашу через два дня, а воду для питья давать мерою. Всухомятку ели больше сухари с маслом и отваривали солонину в морской воде. В середине сентября воды оставалось лишь 12 бочек, кашу было приказано варить теперь лишь раз в неделю, а воды выдавать на человека по пять небольших чарок в день. Недостаток воды компенсировали выдачей двух дополнительных чарок водки. Но водка отнюдь не способствовала уменьшению жажды, не предохранила она также и от болезней. Моряки скоро обратились в тени, с трудом выполнялась судовая работа, всех клонило ко сну, апатия все более овладевала людьми, каждый глоток воды - на счету. (рис.15)

К концу сентября на корабле не было ни одного здорового человека. Сам Чириков уже несколько дней лежал в своей каюте, однако все же продолжал отдавать распоряжения. Управление судном перешло к штурману Елагину, который был "тоже весьма больной" и тем не менее управлял кораблем "почти несходно". Но вот и Елагин чувствует, что его последние силы уходят. Управлять судном почти некому. Один за другим умирают моряки. 6 октября выбрасывают за борт труп лейтенанта Чихачева, через день за ним следует Плаутинг. Воды остается все меньше, каждая капля на учете, страшная жажда мучит моряков, доводит их до бешенства. Все мысли, все желания вокруг прохладных капель свежей, кристальной воды. Моряки мечутся на койках, и мечты их постепенно переходят в бред, голос становится хриплым, глаза горят, воспаленные губы шепчут: "Воды, воды! "

Не трудно представить, чем окончилось бы плавание "Св. Павла", если бы утром 8 октября едва державшийся на ногах от слабости штурман Елагин не заметил вдали долгожданного берега Камчатки; он не ошибся: корабль прямым курсом шел в Авачинский залив. Когда вошли в гавань, с удивлением убедились, что возвращение моряков из далекого и трудного плавания никем не замечено. Лишь орудийный выстрел, данный с корабля и отдаленным эхо прогрохотавший по окрестным долинам Авачи, выгнал людей из теплых избушек наружу. Тотчас от берега отделилось несколько шлюпок и понеслось к кораблю.

Приехавшим представилось странное зрелище: на палубу выползали взъерошенные, косматые люди, лица их были покрыты густым слоем грязи, глаза лихорадочно горели. В чрезвычайном возбуждении, поднялся на палубу совершенно пьяный астроном Людовик Делиль де-ла-Кройер, и тотчас же, как подкошенный, грохнулся на палубу мертвым.