Великая Скифия

Внизу толпились без дела и без толку хорошо снаряженные царские и княжеские дружинники, жаждавшие большой добычи. А наверху умирали неапольские поденщики, вооруженные чем попало. Десятки копий, стрел, мечей, дротиков устремились против кучки отважных, обагрились их кровью. Напа повалили и затоптали ногами, обутыми в грубые сапоги – эндромиды. Остальных сбросили со стены. Арканы обрезали мечами, лестницы поломали в щепки тяжелыми бревнами и камнями.

– Продолжать штурм! – истошно надрывался Палак, обливаясь потом.

Царь хлестал плетью воинов, покинувших свои боевые порядки, проклинал князей и их нерасторопных подручных.

Несколько лучше дело обстояло на главном направлении, против городских ворот, где распоряжался Раданфир. Он громовым голосом остановил воинов, заметив, что они хотят бежать туда, где, по их мнению, уже проломлена стена и открыт вход в город.

– Стой! Куда вы? А кто на стены будет восходить?

– А чего на них лезть, если там уже наши прорвались и занимают город!

– Кто сказал?

– Слыхали!..

Воины рассчитывали, что князь не остановит их, но Раданфир выхватил меч и крикнул:

– Кто оставит свое место в осаде, того я убью на месте!

Увидев одного, который покинул свою лестницу и побежал прочь, князь догнал его и могучим ударом отсек ему голову вместе с рукой. Воины зароптали, но порядок был восстановлен.

Фарзой кусал губы от досады. Его поражала нестройность сколотских отрядов, полное отсутствие боевой выучки, которое не могло быть восполненным за счет природной воинственности скифов. Вспомнились требования Палака к князьям обучать свои дружины штурмовому делу и пренебрежительное нежелание князей заниматься этим. Стало обидно за царя. В душе поднималась буря возмущения против княжеского недомыслия и косности.

Мерно бил таран. Работа у ворот кипела. Пифодор, весь в грязи и смоле, обливаясь потом, суетился около. Еще немного – и вход в город будет открыт. По знаку Раданфира Калак и Омпсалак придвинули конные сотни к воротам, встали во главе их, готовясь по первому сигналу ворваться в город на всем скаку.

Но греки связали несколько бревен канатами и бросили их на винею. Таран был выведен из строя. Отразив штурм «ястребов», греки направили острие своей обороны против Раданфира. Стали лить смолу, кипяток, подтащили камнеметы и начали ураганный обстрел конницы. Всадники повернули лошадей и отъехали на почтительное расстояние.

Активность осаждающих стала падать по мере увеличения потерь. Пыл прошел, и войска стали отходить к своему лагерю, не слушая окриков воевод. Первыми отошли роксоланы.

Палак походил на безумного. Он кричал, ругался, скакал на коне среди войск и хлестал воинов плетью.

Херсонес опять устоял, более того – сумел огрызнуться и очень больно укусить наступавших.

Вечером хоронили убитых, насыпали над могилами кучи камней и долго пели заунывные песни, в которых звучали угроза врагам и жажда мести.

Наутро Палак приказал сжечь ворота города.

На остатки разбитой винеи стали таскать вязанки степных трав и хвороста, что привозили на спинах коней из предгорий Таврских гор. Опять сверху полетели камни, опять пролилась кровь. Скифы подбегали к воротам с вязанками и, бросив ношу, бежали назад, а то и оставались на месте со стрелой в спине.

Гора хвороста увеличивалась. Херсонесцы притащили котлы с водою, начали поливать сверху, но ветер разбрызгивал воду, и она дождем падала на землю, совсем не там, где надо. Скифы смеялись. Подскакали всадники, бросили в хворост горящие факелы. Повалил дым, сверкнуло пламя, и огромный костер запылал. На стенах поднялась тревога.

– Нужно бросать в костер амфоры с водою! – скомандовал Миний.

Были собраны амфоры. Женщины и рабы тащили их, наполнив водою.

– Бросай!..

Водяные бомбы полетели в костер и разбивались в мелкие осколки. Огонь стал утихать, повалил густой белый дым. Теперь засмеялись защитники города. Они пускали тысячи стрел, не давая скифам приблизиться. Воины Палака отвечали беспорядочной стрельбой из луков.

– А ну, Пифодор, – распорядился Раданфир, – давай-ка твои камнеметы!

Десятки телег придвинули к стенам. На каждой стояло метательное орудие. Ударили рычаги, взметнулись вверх тяжелые глыбы и, не долетев до верхнего края стены, глухо застучали в ворота. Опять смех. Пифодор рассердился, стал ругаться, коверкая скифские слова:

– Эти камни слишком тяжелый!.. Нужно меньший камни!..

Меньшие камни полетели лучше и стали попадать в бойницы, сметая защитников, смотрящих оттуда. Это произвело должное впечатление. Палак милостиво кивнул головою. Но херсонесцы быстро подтянули к опасному участку свои тяжелые баллисты и начали сильнейший обстрел. Многие камнеметчики Пифодора были убиты, телеги сломаны, метательные машины выведены из строя.

Херсонесцы продолжали бросать вниз амфоры с водою. Неожиданно костер, уже потухавший, вспыхнул с новой силой – именно там, где падали амфоры.

– Колдовство! – испуганно заключили гоплиты-ополченцы.

– Не колдовство, а измена! – мрачно ответил Миний.

Произошло смятение. Были схвачены на стенах рабы с амфорами, наполненными земляным горючим маслом.