Великая Скифия

– Все это я и без тебя знаю, Вастак. Ты стал работать совсем плохо. Я недоволен тобою и, наверно, отошлю тебя простым воином в пешую рать к Марсаку. Чтобы ты даром хлеб не ел.

– Разреши сказать, великий государь!

– Говори, только дельное.

– Греки питаются плохо, но они еще едят хлеб. Нужно, чтобы голод стал настоящим.

– Согласен. Как же это сделать?

– Я уже передал своим людям через Ханака приказ поджечь склады в порту. Удалось узнать, что главные запасы хлеба хранятся именно там. И поджоги домов хозяйских тоже велел делать каждую ночь.

Царь перестал жевать и уставился на говорившего долгим хмельным взглядом.

– Ты это уже передал своим людям, Вастак?

– Передал, государь… Нам помогают херсонесские рабы. Не все, а те, с которыми мне удалось договориться. Я обещал им от твоего имени свободу и награды после нашей победы над эллинами.

– Они получат свободу. Я уже говорил тебе об этом. Но я не вижу дыма пожаров. Уж не испугались ли твои помощники?.. Рабы трусливы, а твой Ханак – отрок безусый.

– Не Ханак руководит заговорщиками, государь, а я сам. Он же добывает сведения, нужные нам, ибо близок к хозяину, архонту, а также передает остальным мои приказания.

– Надо ускорить дело с поджогами, Вастак. Любой ценой! Если твой замысел будет выполнен, я награжу тебя, да и твоих херсонесских помощников не забуду. Ты знаешь, мое слово свято.

Вастак глянул на царя исподлобья.

– Тебе известно, государь, – сказал он, – что я бедный человек и никогда не жил в довольстве, хотя служу тебе, не щадя жизни. Но я скиф и сейчас скажу тебе, что самой большой наградой для меня будет твоя победа над Херсонесом и разрушение проклятого эллинского города, где я был рабом-кандальником. Разреши, я попробую пробраться в город. Или я погибну, или завтра ты увидишь дым и зарево над Херсонесом!

– Разрешаю. Но не медли, действуй сегодня же ночью. Иди… Эй, дайте Вастаку чашу вина и отведите его к моим поварам, пусть они его накормят!..

Палак сразу изменился. Он был человеком с быстро меняющимися настроениями. Удачи окрыляли его, неудачи повергали в уныние. Он сам сознавал это свойство своей натуры и всячески боролся с ним. Но сейчас, будучи под хмельком, не удержался и, бросив чашу на землю, вскричал:

– Херсонес должен пасть!.. Фарзой, Раданфир! Не вешайте носов! Смотрите на своего царя и подражайте его настойчивости! Многие великие полководцы годами стояли под стенами осажденных городов в все-таки побеждали их!.. Вспомните историю похода Александра… И я до конца зимы буду стоять здесь, но войду в город хозяином и победителем!

– Великий царь! – в тон ему ответил Раданфир, вскакивая. – Мы уверены в твоей победе!.. Скажи мне, Калаку, Фарзою, всем нам: «Идите на смерть!» И мы не дрогнем, все ляжем на поле битвы за тебя!.. Но… – князь снизил голос, – мы любим тебя самого, ты дороже нам всех побед, вместе взятых! Твоя жизнь и твое здоровье дороги нам, царице, всей Скифии!.. Ты часто рискуешь головою, на коне гарцуешь под стенами. Ночами стынешь на земле. Прошу тебя, как друг твой: вернись в Неаполь, твое царское место там!.. Думай, управляй, давай нам наказы и готовь новые походы. А мы будем здесь держать осаду.

– Нет, подожду… Мой отъезд плохо отразился бы на решимости воинов.

Царю казалось, что вот-вот случится нечто важное – и Херсонес окажется в его власти. Возвращаться в Неаполь с пустыми руками не хотелось. Но он сам понимал, что ему следует вернуться в столицу. На Равнине творилось неладное. Обозленные поборами и грабежами, оседлые сколоты оказывали вооруженное сопротивление царским фуражирам. Там шла настоящая малая война между крестьянами и царской конницей, расквартированной в селениях. Где-то около Хаба разодрались роксоланы с сайями. Хлеб для осаждающих и ячмень для их коней совсем перестали подвозиться. Ратники голодали, еле перебиваясь мясом издохших лошадей.

Но сейчас Палаку не хотелось думать обо всем этом. Призрак близкой победы манил его.

– Прекратим разговоры о делах, – сказал он, – давайте выпьем вина!

5

Страшное бедствие постигло Херсонес. Оно пришло в виде пожара, внезапно охватившего все портовые здания, в том числе и склада с драгоценным пшеничным зерном. Далеко было видно кровавое зарево над городом. Скифы выбегали из шатров и с криками показывали на огненные волны, что бушевали за стенами Херсонеса.

– Горит Херсонес, пылает!..

– Чуешь, как горелым зерном пахнет? Горят последние запасы греков!

– Через десять дней город будет нашим!

К утру пламя стало стихать. В храме Обожествленного города собрались на совет магистраты. Всем было ясно, что склады загорелись не сами собою, но были подожжены рукою тайного врага.

– В нашем городе свила гнездо измена, – заявил Минин, – и если мы не вырвем ее с корнем, то завтра будем жертвой новых преступлений, совершаемых в пользу Палака!

Всеобщий крик гневного возмущения был ответом на эти слова. В сильном волнении поднялся на ноги Херемон. Его голова тряслась более обычного.

– Нужно найти предателей и уничтожить их! – хрипло прокричал он. – И если они рабы, то и хозяев их наказать примерно за нерадение!