Великая Скифия

Все подошли к краю борта и стали смотреть вниз, где кипели серые водовороты, вздымаемые сотней еловых лопастей, мерно черпающих воду и столь же дружно вскидываемых вверх…

– Нужно поощрить келевста Бесса по прибытии нашем в гавань Херсонеса, – приказал Диофант.

– Слушаю и повинуюсь! – бодро ответил триерарх, приподымая свои тяжелые веки.

Но тут же на лицах подчиненных появилось выражение испуга. На глазах стратега, столь милостиво поощрившего келевста и хорошо отозвавшегося о корабле, произошло досадное событие. Одно весло задрожало, стало колебаться из стороны в сторону, ударяясь о другие весла, наконец бухнулось в воду с громким плеском. Ритм гребли нарушился.

Диофант в ответ на смущение и испуг корабельного начальства усмехнулся.

– Мое приказание остается в силе, – сказал он твердо, – мы должны прибыть в Херсонес благополучно! Пусть стараются все, я не забуду их усердия!

3

Фарзой налегал на весло, стараясь подражать размеренным движениям других гребцов. Он обливался потом и тяжело дышал.

– Так, так, Сколот, – одобрительно хрипел Тирон, – старайся! Здесь дармоедов не любят. Только сырости в тебе еще много.

– А в тебе дурости тоже немало, болтливый мидянин, – пробасил задний гребец, – ты рожден в рабстве и ненавидишь тех, кто знал когда-то свободу!.. Нутро у тебя рабское!

– А ты, дружок, не бейся так, – обратился к Фарзою седой раб, – руки сотрешь, измотаешься, а потом совсем грести не сможешь.

– Верно, – поддержали его другие, – не надсаживай себя сразу-то. На этой проклятой работе конем надо быть, и то не выдержишь!

Фарзой с удивлением уловил нотки сочувствия и дружелюбия в замечаниях гребцов, тех, которые лишь вчера до полусмерти избили его предшественника. Он заметил, что в работе люди стали как бы веселее, размялись, усилия мышц оживили работу их мозга, разбудили в их душах человеческие чувства. Совместный труд родил между ними общность мыслей, взаимное сочувствие, желание поддержать друг друга.

Князь понравился рабам своей незлобливостью и старанием в работе, готовностью поделиться с другими тем, что имел.

К тому же Тирона недолюбливали. Мидянин был в какой-то мере доверенным лицом у надсмотрщика, заискивал перед ним, а товарищам надоедал своим хвастовством, заносчивостью и частыми заявлениями, что он еще вернется к роскошной жизни царского конюха.

Сегодня рабы получили сытную мясную пищу и гребли с усердием. Работа для них являлась не только проклятием, но и каждодневной потребностью.

В работе они находили подобие душевного равновесия, забывались в ней.

Сейчас, размахивая веслами, они не мерзли, дружно ухали в такт ударам и даже издавали простуженными голосами нечто похожее на песню.

Фарзой наблюдал это и опять удивлялся. При дневном свете работающие невольники стали казаться ему менее страшными на вид, более похожими на людей, чем вчера.

Он заметил у широкоплечего парня, что работал впереди него, красивый тонкий нос и гибкую фигуру тренированного атлета.

Басовитый и приземистый сосед сзади, тот самый, что вчера подобрал негодную шапку Тирона, ворчал с очевидным добродушием в промежутках времени между ударами весел.

– Вот так годиков пять море поскоблишь, – говорил он, – втянешься в проклятую долю раба, так и забудешь про то, как живут настоящие люди!

Эти слова вызвали в душе князя боль и тоску.

Продолжая махать веслом, он подумал с неожиданной злостью: «Нет, возить на своем горбу понтийских разбойников я не буду! За каждый день рабства отомщу, как смогу!»

Хотя он был физически хорошо тренирован, ловок и силен, но рассчитать своих сил не сумел. Плавание только начиналось, флейта свистела, весла ритмично пенили воду. Князь стал выдыхаться, почувствовал боль в спине и в мышцах рук. Ему нужно было отдохнуть, но темп работы не позволял этого. И когда его руки сорвались с отполированной рабскими мозолями весельной рукоятки, он уже не мог поднять их. Никогда до этого он не испытывал такой боли и судорог в мышцах.

– Ух, не могу больше!.. Видно, не привык еще!

– Чего? – грозно зарычал Тирон. – Греби, собачий сын, или я тебя расплюсну!

И со всей силы пнул Фарзоя в бок.

Утром, проснувшись от пинка, князь даже не разобрал сначала, кто и как его разбудил. Сейчас пинок его «старшого» показался ему оскорблением, которого простить нельзя.

Он вскочил и в бешенстве ударил Тирона кулаком по виску. Тот пошатнулся, перестал грести, потом совсем отпустил весло. Оно плюхнулось в воду, нарушая общий порядок гребли.

– Хватай весло! Хватай весло, Сколот! – зашумели все, не прекращая работы.

Фарзой сообразил, что дело неладно, и, сделав усилие, налег на рукоять весла, стараясь грести в такт с остальными.

– Хорошо, – одобрительно отозвались гребцы, – нажимай, а то заметят.

Тирон от удара упал со скамьи. Его подняли пинками. Он с кряхтением встал, ощупывая ушибленное место.

– А, скифский щенок, так-то ты отвечаешь на доброе слово!..

– Берись за весло, – угрожающе заворчал задний, – или я расчешу тебе волосы цепью!

На Тирона зашикали со всех сторон. Он с угрюмым видом взялся за работу.