Великая Скифия

На палубе показался несколько задержавшийся Херемон. Он вышел из рубки, пошатываясь и запахивая дрожащими руками полы своей шубы. Его лицо подергивалось, выражало недоумение и внутреннее усилие. Старик был настроен очень решительно и собирался предстать перед советом и народом с речью, в которой хотел обвинить власти города в легкомыслии, спросить их перед народом: как они решились на страшное и неслыханное дело – вынести ксоан куда-то далеко на поле битвы?.. Не потому ли народ утвердил сие неверное решение, что лукавые архонты припугнули его призраком голода?.. Херемон решил бросить в лицо властям обвинение в олигархии и поднять народ на священный поход против скифов сейчас же!.. Он верил, что Диофант всецело поддержит его в этом требовании и возглавит священный поход за освобождение из плена богини города.

С этими мыслями он ступил на трап. Он уже видел Миния и других сильных мужей полиса, и лицо его еще больше задергалось от внутреннего волнения.

«Освободим Деву, вернем мою голубку Гедию, а потом можно будет настроить народ на переизбрание всех магистратов!.. Нужно Херсонесу вернуть его демократию!»

Эта мысль родилась в голове Херемона мгновенно. И опять он решил, что опорой его в борьбе против Миния и Дамасикла будет Диофант.

Но с берега уже увидели «грифа, стерегущего золото», и те люди, которые только что восхваляли Диофанта, закричали возмущенными голосами:

– Вот он, отступник от городских богов!

– Колдун! Не пускать его на берег!

– Прочь с херсонесской земли волхвователя!

– Херемон – друг ночных сфинксов и демонов!

Это прозвучало столь неожиданно, что понтиец вздрогнул. Архонты с неудовольствием обернулись назад и стали махать руками крикунам, побуждая их замолчать. Но херсонесцы были людьми со странностями, и когда входили в раж, особенно на площадях, то их сдержать не представлялось возможным.

– Забить камнями старого «грифа»!

– Его следует сжечь, как зловредного чародея!

Херемон наконец понял, что оскорбительные обвинения направлены прямо на него. Он торопливо сбежал по трапу и издали задал вопрос Минию:

– Эй, эпистат! Почему негодные люди оскорбляют мою старость?

Но глава правительства только пожал плечами и отвернулся.

– Агела, может, ты скажешь, что это значит?

Но царь тоже не захотел говорить со стариком и даже не взглянул на него. Толпа видела это. На растерявшегося «грифа» посыпались насмешки и гневные обвинения.

Херемон понял, что произошло нечто необыкновенное. Его искаженное старостью лицо задергалось более чем всегда.

Диофант в недоумении обменялся взглядами с Бритагором. Хотел обратиться к Минию за разъяснением, но Бритагор шепнул ему:

– Не спеши, стратег, пусть они делают что хотят. Херсонесцы подготовили для нас какую-то комедию и сейчас начали ее разыгрывать!.. Будь осторожен.

Их повели окружным путем в дом Дамасикла, где и устроили с почетом и удобствами.

– Отдохни до завтра, о стратег, – поклонились ему вежливые архонты, – ты заслужил перед царем Митридатом и полисом все награды и нуждаешься в отдыхе!

– Почему такой шум на площади? Чего требует народ?

– Народ херсонесский всегда шумит и всегда чего либо требует, – уклончиво ответили ему. – Завтра с утра на площади будут решаться вопросы, волнующие народ.

Принесли меды и дорогие вина, что немало удивило понтийца. Он подумал: «Во время осады умирали с голоду, а вина сберегли! Не иначе они сохранились в тайниках богачей, о чем народ не знал. Вот она, демократия!»

– Я хотел бы, – заявил полководец, берясь за массивную чашу, – самолично выступить на площади и пообещать народу скорейшее возвращение Девы в Херсонес!

Дамасикл погладил бороду и поклонился.

– Всему свое время, великий стратег, – ответил он мягко, – сначала с утра совет и народ решат свои дела, а потом мы попросим у народа разрешения пригласить тебя на площадь. Ты же знаешь, что по законам полиса на экклезии могут присутствовать лишь полноправные граждане. Иностранцам, даже таким знатным и уважаемым, как ты, наш заступник и благодетель, для этого надо иметь особое разрешение или постоянную проксению.

Диофант опять переглянулся с Бритагором.

– Разве народ шумит не потому, что опечален утратой богини?

Секретарь поднял палец в знак молчания и прислушался. Шум и крики на площади усилились. Там стало известно о прибытии Херемона.

– Нет, не поэтому… – ответил секретарь с непроницаемой улыбкой.

4

Толпа праздных женщин смотрела, как разгружают прибывшие корабли. По скользким трапам, покрытым коркой хрустящего льда, сновали рабы. На борта кораблей они взбегали быстро и легко, плетеные корзины за их плечами были пусты. Зато на берег они шли охая, согнувшись под тяжестью тех же корзин, полных пшеничным зерном, осторожно ступали рваными чувяками на зыбкие доски, боясь оступиться и слететь в воду.

– Пшеница! Хлеб!

Эти слова переходили из уст в уста. Женщины радостно перекликались. По мере разгрузки корпуса судов поднимались выше, показывая мокрые борта, бывшие под водой, а потому не покрытые ледяным налетом.