Великая Скифия

Рядом с Омпсалаком будто врос в спину норовистого, злого жеребца воевода Калак. Этот кажется коротышкой рядом с высоким и статным князем. Но в плечах он пошире молодого соседа, а грудь имеет такую могучую, какой нет ни у кого более. Ударом топора князь-воевода может рассечь человека от шеи до пояса.

Дальше едут Лимнак, что хорошо поет и играет на кифаре, мрачный гуляка и знаменитый стрелок из лука Мирак, хитрый и умный Дуланак, которого побаиваются во всей Скифии, толстый Ахансак, черный, как парфянин, высокомерный Гориопиф и много других соратников и военачальников царя.

Шумной, блестящей толпой гарцуют на разукрашенных конях юные и веселые «царские дети» – сыновья знатных князей, служащие при дворе на младших должностях оруженосцев, царских подручных и просто воспитанников при царской особе.

Греческие путешественники, посещая ставку скифских царей, поражались многочисленностью «царских детей», считая их и впрямь сыновьями царя. Отсюда родилось утверждение некоторых историков о том, что покойный Скилур имел не то пятьдесят, не то восемьдесят сыновей. Говорили даже, что царь, чувствуя приближение смерти, созвал их и велел каждому из них сломать пучок прутьев, связанных вместе. Понятно, никто не смог сделать этого. Тогда Скилур сказал сыновьям, что если они будут жить дружно, не ссориться, не враждовать, то никакой недруг не сможет их одолеть. Если же они нарушат единение и пойдут один против другого, то будут биты любым врагом с такой же легкостью, с какой можно переломать прутья по одному.

За блестящим потоком княжеской знати сплошным строем двигалась конная царская дружина. Воины были хорошо одеты, все имели луки, мечи и копья в руках. Дружина находилась в личном подчинении Палака и была готова защищать своего владыку от любого врага, будь то сармат, грек, или восставший скифский князь, или всякий другой, на кого укажет царь.

Позади дружины шли отряды владетельных князей, иногда не намного меньшие, чем царская дружина, а за ними нестройные толпы конных лучников и наконец плотные, никем не считанные ватаги черного люда, конного и пешего, вооруженного чем попало, не имеющего ни воевод, ни родовых значков. Эти люди сливались в мутную, бурливую реку, в которой могли бы захлебнуться все дружины царя и князей, вместе взятые. Они шли за войском сами собою, по обычаю, а также в чаянии военной добычи. Бывало, отличившийся счастливец получал от князя коня, меч и место в отряде.

Вокруг города по балкам и низинам, где журчала вода, располагались кибитки с женами и детьми. Там загорались костры и валил дым, ревели быки, заливисто ржали лошади, дым смешивался с пылью, поднимаемой колесами повозок и копытами табунов.

В степи серыми тучами стелились отары баранов, мелькали силуэты скачущих коней и звездочками мигали костры пастухов.

Чабаны с завистью смотрели в сторону города, вздыхая при мысли об угощении, устраиваемом для народа в честь победы.

Степная Скифия вдруг прихлынула сюда из срединной Тавриды, подобно водам разлившейся реки, что топят и заливают луга и пашни, вызывая недоуменный вопрос: откуда в реке взялось столько воды и мощи?

Вступление скифов в Неаполь выглядело внушительно и грозно.

С трудом верилось, что это те самые скифы, которые в прошлом году бежали от фаланги понтийских тяжеловооруженных гоплитов. Может, это другие люди, чудом извергнутые из бездонного чрева гиперборейской земли взамен тех, побежденных?..

Добрые кони лоснились от нагула. Всадники выглядели весело и сыто.

4

Неаполь достался скифам легко. Его взяли лихим налетом передовые отряды, состоящие из малолетков. Главная рать еще в бой не вступала и вошла в город за царем, словно на праздник.

Палак въехал на мощеную площадь города. Народ потеснился. Копыта лошадей звонко застучали по каменным плитам.

Светло-синие глаза царя увлажнились. Он смотрел на отцовский дворец, построенный ольвийскими и местными скифскими строителями.

Дворец представлял собою большой двухэтажный дом с пристройками и башней. Его украшал лепной фронтон в эллинском вкусе, подпертый рядом колонн, увенчанных простыми дорическими капителями.

И тут же совсем по-другому выглядел широчайший навес, выходящий прямо на площадь и поддерживаемый толстенными витыми столбами, раскрашенными в три цвета и соединенными вверху завитушками, напоминающими птиц. Это было подобие обширного крыльца, с десятком ступеней, сбегавших на площадь. На этом крыльце бражничали цари сколотов на виду и при участии народа.

Сейчас на верхней ступени лестницы стоял сухой безбородый человек с лицом дряблым и морщинистым. Он походил на костлявую старуху, одетую мужчиной-жрецом, в длинном черном балахоне и остроконечной высокой шапке, украшенными изображениями звезд, полумесяцев и каких-то магических знаков.

– Царь Палак! – пронзительно нараспев возгласил старый жрец. – Великий Папай и мать Табити, могущественные боги сколотов, благословляют тебя в доме отца твоего!

Это был верховный жрец Тойлак, въехавший в город вместе с передовыми отрядами.