Великая Скифия

Наконец жертва была принесена, окончены обряды очищения, все приступили к трапезе, быстро приготовленной на разостланных холстах. Появилось домашнее крепкое пиво в дубовых жбанках, называемое по-местному «камос», хмельный медок, от которого у многих начала кружиться голова. Марсак приналег на питье и повеселел. Фарзой старался разглядеть мужчин рода Данзоя. Те в свою очередь с уважением посматривали на важного князя, одетого в заморские одежды, причем удивлялись, что он путешествует при малой охране. Князь заметил, что здесь больше светлых голов и бород, чем он когда-то видел при дворе Скилура. Многие напоминали своими открытыми лицами отважных таврских горцев. Среди степных сколотов тоже немало светлоглазых и светловолосых людей. Но сам Скилур носил черты древних «царских сколотов», он был черен, горбонос и напоминал лицом горного орла. А Палак, наоборот, рос белокурым мальчиком, да и он, Фарзой, более под стать этим вот пахарям. «Конечно, – размышлял князь, знакомый с произведениями греческих писателей о Скифии, – сколоты-пахари смешались с древними киммерами и горными таврами, так же как сколоты-пастухи восприняли многие черты внешности тех народов, с которыми столкнулись там, на севере, где кончается степь и начинаются бесконечные леса Гелонии и страны наваров. Откуда пришли черномазые и горбоносые «царские скифы» – сказать трудно… Может, из-за Гирканского моря или из Ирана?.. Недаром эллины говорят, что мидяне и парфяне – младшие братья скифов и от них получили свой язык!»

Завязалась общая беседа. Она особенно ожила, когда пришел старшина селения, чисто одетый усатый мужчина, вооруженный тяжелым мечом. Он привел за собою двух слуг, нагруженных хлебом и вином.

– Мой маленький дар знатному князю, – сказал он и присел на корточки, видимо желая получше рассмотреть Фарзоя и его свиту.

– Спасибо, – ответил князь, – расскажи, что оргокенцы думают о Херсонесе. Нужно его разрушить или нет?

– Об этом знает царь Палак, – уклончиво ответил старшина.

– Палак, я думаю, хочет, чтобы вы выгоднее продавали свой хлеб.

– Выгоднее? – зашумели селяне. – Это очень хорошо!.. Но кому же продавать?..

– Тем же заморским грекам!

– А если греки не захотят?.. Ведь насильно не заставишь купцов дороже платить за мешок хлеба! Да и кто поедет к нам?.. Эллада от нас отрезана, говорят, ее римляне захватили. Понт – Палаку враг. Херсонес, скажем, будет разрушен… С кем же торговать?

Фарзой задумался. Он начал разговор случайно, желая узнать, как относятся оседлые скифы к начавшейся войне, но не был готов отвечать на вопросы, касающиеся замыслов царя. Однако считал своим долгом поддержать начинания Палака.

– Сейчас вы платите царю хлебный налог, да еще отдаете грекам зерно за ту цену, которую они сами назначат! С помощью понтийцев херсонесцы хотят вас совсем подневольными сделать… Сейчас вы вольные люди, а херсонесцам это не нравится. Вот они и хотят запрячь вас, как пантикапейцы сатавков запрягли, совсем рабами сделали. Не так ли, Лайонак?

– Истинно так! – отозвался боспорец. – Сатавки в Боспорском царстве теперь на положении побежденного племени. А они ведь тоже сколоты, живут на землях отцов своих.

– Так… – с некоторой заминкой согласились присутствующие.

– Понтийцы возложат на ваши шеи еще более тяжелое ярмо!

– Торговать мы согласны! – зашумели селяне. – А неволить нас не позволим!

– А чем вы им воспрепятствуете?

– Мечами своими!

Марсак громко расхохотался и оглядел пахарей с нескрываемым пренебрежением.

– Ой, смотрите, как бы ваши мечи коротки не оказались! Вояки!

– Да, против понтийского войска вам не устоять, – продолжал князь, – одолеют вас понтийцы! Вся надежда на Палака. Вот он победит жадных эллинов, накажет их за то, что они из-за моря помощь против него призывали, да попутно и решит дело о справедливой торговле. Он не позволит херсонесцам обманывать вас!

– Вот это хорошо было бы! Понтийцев прогнать, а Херсонес не трогать, пусть стоит!

– Неужели он вам так нужен?

– А как же! Где же мы купим железные сошники, ножи, косы, посуду, одежду? Мы хлеб сеем, а греки железо куют, ткут холсты, обжигают горшки… Мы им, а они нам вот как нужны!..

Лайонак слушал разговоры крестьян с большим вниманием. При последних словах лицо его стало задумчивым. Он словно пытался осмыслить что-то новое для него. Марсак заметил это и толкнул сатавка в бок.

– Слышишь, – сказал он тихо, – какая разница-то?.. Вы на Боспоре готовы живьем съесть ваших греков и тех, что огречились, а вот наши пахари рады им и зла к ним не питают. Это ли не рабские души?..

– Выпьем, богатырь! – Лайонак налил чаши. – Ваши крестьяне под настоящим ярмом эллинским не бывали, с греками торгуют, потому и зла к ним не имеют.

– Вот Митридат надел бы им на шею железный обруч, тогда они узнали бы, из чего сплетен эллинский кнут, который херсонесцы за спиной держат!