Только после этого Скопин-Шуйский повел свои полки в Москву, оставив у себя в тылу, в Суздале, боеспособную польско-запорожскую группировку Лисовского — Просовецкого. Москвичи встретили Скопина и Делагарди 12 марта как героев-освободителей — хлебом и солью, торжественными молебнами и пышными пирами. Но всеобщая радость омрачалась откровенной враждебностью Дмитрия Шуйского, брата царя, считавшего себя престолонаследником. Чувства досады и ревности по отношению к молодому герою не покидали его, и это видели не только приближенные царя, которому он пытался внушить мысль о честолюбивых целях племянника, но и шведские союзники. Поэтому Делагарди настоятельно рекомендовал Скопину покинуть опасную для него Москву и выступить к Смоленску, против Сигизмунда. Но тот, видимо считая свою миссию по освобождению Москвы выполненной, не торопился к открытому столкновению с польским королем, который, хотя и разорвал договор о перемирии, все же в состоянии войны с царем московским не находился. Более того, король предложил Шуйскому, чтобы великие послы польские съехались с боярами думными — «о добрых делах договор постановить для унятия… войны в Московском государстве».
Больше месяца купался в лучах славы молодой герой, но… видимо, действительно Шуйский был несчастливым правителем. После того как племянник прибыл в Москву, авторитет царя в глазах подданных вырос, у него даже появилась возможность навести порядок в государстве, дать людям мир и спокойствие. Но после трагических событий, произошедших со Скопиным, эти надежды умерли навсегда. Двадцать третьего апреля 1610 года во время очередного пира у Скопина открылось обильное кровотечение из носа, и через две недели он скончался. Поговаривали об отравлении, называлась даже отравительница — жена Дмитрия Шуйского, Екатерина, — дочь Малюты Скуратова. Но даже в те времена веских доказательств чьей-либо вины так и не обнаружили. Однако распространившаяся молва об отравлении обрекала царствующий род Рюрика на второе и окончательное пресечение.
Тем не менее положение Московского царства еще внушало некий оптимизм. Четвертого апреля в Волоколамском монастыре от старых ран умер один из столпов тушинского режима, тридцатипятилетний Рожинский, бывший до недавнего времени гетманом, а по существу — соправителем Тушинского вора. Сигизмунд же мало того что безнадежно застрял под Смоленском, так еще встретил и неожиданное сопротивление в Северской земле, население которой, насмотревшись на города, ранее захваченные королевскими войсками и подвергшиеся зверскому обращению со стороны запорожских казаков, не спешило «под его высокую руку». Если Новгород-Северский присягнул Владиславу добровольно, то Чернигов, Мосальск, Белая Церковь дали достойный отпор захватчикам и их пришлось брать кого приступом, кого измором. Ну а жители Стародуба и Почепа вообще проявляли чудеса беспримерного героизма и самоотверженности. А ведь Северская земля изначально была не очень расположена к москалям и московским властям. Но самое главное, в распоряжении Василия Шуйского была сила — армия, сформированная еще князем Михаилом Васильевичем, и наемное шведское войско, по своей численности превосходящее силы короля и Тушинского вора.