Великая смута

— Притворялись пламенными революционерами. На каждом шагу цитировали Маркса, Ленина, но с изуитским вывертом. Эстафету на лету подхватили критически настроенные публицисты-шестидесятники. Помните, газетные полосы заполнили очерки критически мыслящих борзописцев. Первое впечатление, что авторы вроде бы ратуют за советскую власть. Но то оказалась отрава замедленного действия.

Генерал был докой отнюдь не только в вопросах житейской политологии, но и современной литературы. Альтиста Данилова трактовал как Гамлета XX века. И делал вывод: хорошо, что демоны забрали бедолагу к себе. В обновленном отечестве, за которое либерально настроенный скрипач страстно ратовал, его ожидали невзгоды похлеще прежних. Из симфонического оркестра интриганы как пить дать его выперли бы. Куда отщепенцу податься? Пошел бы лабухом в ночной ресторан, а днем подрабатывал в подземных переходах. Еще был вариант: заняться барахольным бизнесом в международном масштабе — стать лошадкой двухколесной тележки. Сколько таких чудиков-романтиков, поверивших хитрозадым политикам, вляпалось в мировую историю. Тем самым придав ускорение губительным для России последствиям.

На манер капитана-солдафона хотелось во весь голос крикнуть: «Ежели вы такие умные, почему дозволили свершиться злодеянию?» В так называемых цивилизованных странах со своими бузотерами не больно-то церемонятся. Разгоняют водометами, стреляют резиновыми (а то и со свинцовой начинкой) пулями, топчут конями, оглушают дубинками, сажают в тюряги. Короче, приводят в чувства.

Так я про себя думал. В слух же, щадя самолюбие хозяина стола, процитировал Юлия Цезаря:

— Побеждает тот, кто сражается.

Кто-кто, а римлянин знал толк в стратегии и военном деле.

— Наливайте! — скомандовал генерал, кивнув в сторону сиротливо стоящей «Гжелки». Да, по законам драматургии, висящее в первом акте на стене ружье в третьем акте должно непременно выстрелить.

Выпили торопливо, будто лекарство. Не чокаясь, не закусывая.

Мы, штатские, излишне героизируем военных. А ведь они (вне службы) легко ранимы, склонны к рефлексии, по-русски говоря, к самоедству. Статистика подло умалчивает, но из косвенных источников известно: по причине душевного разлада, на почве бытовой неустроенности офицеры отказываются от борьбы за жизнь, сознательно идут на самоубийство. Лейтенант ракетных войск, с которым прошлым летом я возвращался поездом из Минска, в порыве откровения признался, что в армейской ереде гуляют пораженческие настроения. Осторожно спросил я: и какова же подоплека? Кривясь, будто от зубной боли, молодой человек стал по пальцам перечислять позорные армейские происшествия. Загнул первый палец: визит летуна Пруста на Красную Площадь. Второй загнул: спровоцированное кровопролитие в центре Тбилиси, на проспекте Шота Руставели. Третий: унижение наших в Прибалтике. Четвертое: сдача Приднестровья, плюс бездарная чеченская кампания. Шесть, семь: бесславная гибель авианосца «Курск». В конце концов победоносная армия саморазоружилась, тогда как «союзнички» любезные год от года все зубастей и когтистей. Великую Россию США и НАТО взяли в стальное кольцо.

Эх, свести бы за одним столом генерала и того, еще неоперившегося лейтенанта. Да не вклиниваясь, послушать беседу профессионалов о том, о сем.

Безо всякого с моей стороны посыла Михаил Иванович с мрачным видом обронил:

— За спиной путчистов стояла третья сила.

Тоже мне новость! Хотя в устах военного — да еще стратегия вооруженных сил! — это прозвучало как откровение, как сенсация. В 1991-м да и позже народ слепо верил официозу, хотя и называл ту лабуду лапшой развесистой. Была она с виду красивая, с блестящей мишурой и завитушками. Прегнусные события, преподлые дела и делишки на всех уровнях преподносились нам как неудержимый порыв пробудившегося от спячки народа к свободе, демократии и рыночным соблазнам западного пошива. Это были как роды младенца: в крови и говне. На «переходный период» отводилось ровнешенько 500 дней! А с утречка 501-го по сигналу Гриши Явлинского широко распахивались золотые ворота. И россияне, соблюдая порядок и рядность, должны были переступить порог, отделяющий «гадкий» социализм от райских кущей западной цивилизации. И все должны были почувствовать себя классно, клево.

Минул в мученьях и мытарствах означенный на скрижалях срок. Было потом еще три раза по пятьсот. Житуха год от года становилась хуже и страшней. В народе возник открытый ропот. Казалось вот-вот и произойдет стихийный взрыв, бунд. Своими ушами слышал я, что на задворках аэропортов круглосуточно дежурили правительственные авиалайнеры с разогретыми моторами «на всякий случай». Опять же близились перевыборы ЕБН, рейтинг которого зашкалился на риске 4–5 процентов.