Великая сталинская империя

Можно безошибочно сказать, что холодная война окончилась с разгромным для Союза счетом, если оценивать тот моральный ущерб, который она причинила авторитету КПСС в народе. В ходе этого длительного противостояния западная пропаганда сыграла не последнюю роль в развитии у нас диссидентских настроений. Слушая объективно подготовленные материалы «Голоса Америки» и «Би-би-си», вдумчивые советские граждане на основе неизвестных в СССР фактов учились более критически воспринимать окружающую действительность, находившуюся в кремлевской административно-командной узде.

Сталинский антиамериканизм

Особой темой в исследовании истории сталинской пропаганды в послевоенный период является антиамериканизм наших самых консервативных идеологов. Это именовалось как «наступление новой исторической полосы в идеологической борьбе с капитализмом».

На практике искоренение инакомыслия, неправильного понимания политики партии, подозрение в космополитизме принимало варварские формы — от травли людей и увольнения их с работы с «волчьими билетами» до заведения уголовных дел, как на «агентов империализма, скрытых врагов народа».

Позднее, при брежневщине, заговорили о диссидентстве, но судили отнюдь не по политическим статьям. Не все сподвижники Сталина после его смерти остались при своих косных убеждениях и скрывали правду в надуманных воспоминаниях и мемуарах. Например, Шепилов позднее вспоминал, делая упор на то, что он «был простым исполнителем» драконовских постановлений, несмотря на его высокую должность — он возглавлял в 1948–1949 годах Отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Он признавал, что интеллигенция в пропагандистских ведомствах «подверглась наибольшим опустошениям в зловещие годы беззаконий». Под «зловещими годами» он имел в виду послевоенный закат сталинизма. По словам Шепилова, «охватившая страну атмосфера всеобщего страха и террора была продолжением политических злодеяний Сталина».

Верными своему кумиру после его разоблачения оставались разве что одиозный JI. Каганович и жалкая горстка бывших подручных диктатора, которые при хрущевщине лишились своих постов. Остальные же поспешили откреститься от кровавого диктатора, узурпировавшего власть в партии, и писали покаянные мемуары, из которых большая часть увидела свет только в годы горбачевской перестройки.

«Не надо слишком много каяться, — сказал в 1968 году JI. Брежнев в узком кругу, когда при Суслове обсуждался вопрос о возможности и идеологической целесообразности издания одного его покаянного фолианта, написанного бывшим подчиненным Суслова. — Не надо громко каяться, — продолжал Брежнев, тогда сохранявший ясность ума, не замутненного коньяком. — А вам не кажется, товарищи, что ваши признания-воспоминания можно трактовать по-разному и переносить их тень на современность?»

Конечно же, Брежнев имел в виду, что в темах об идеологическом прессинге внутри страны в годы холодной войны современники 60-х годов увидят, почувствуют намеки на цензуру «после оттепели» и начнется сравнение не в пользу партии. Потому слишком откровенные воспоминания и вышли к читателю только в годы «гласности и перестройки». В тот же период общественность стала намного больше узнавать и об антиамериканской политике, главным изобретателем и теоретиком которой был лично Сталин, который, как помним из предыдущих глав, не мог с 20-х годов терпеть ни англичан, ни американцев.

Одним из козырей в противостоянии было желательное (и необходимое!) использование разоблачительных материалов и признаний, исходящих не от советских идеологов, которые были явными противниками империализма, а от самих граждан США и Англии. Вот чем занимались и советские разведчики (помимо выполнения основных заданий), и аккредитованные на Западе журналисты из СССР. Такие просоциалистические «разоблачители язв капитализма» попадались не так часто по сравнению с количеством наших перебежчиков, вовсю откровенничавших (и не без преувеличения) в своих интервью «об ужасах сталинской действительности».

Счастливой находкой для Кремля стала Анабелла Бюкар, имевшая информацию о теневой работе дипломатов. Этим источником заинтересовалось даже Политбюро, которое в марте 1949 года дважды (11 и 17 числа) принимало решение о дополнительных больших тиражах книги А. Бюкар. Ее работа носила лобовое для советского и зарубежного читателя название — «Правда об американских дипломатах». Издательство иностранной литературы обязано было за 20 дней (в рекордно короткий срок по полиграфическим возможностям того времени!) выпустить книгу на английском, французском, немецком и испанском языках по 10 тысяч экземпляров. (РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 1074, л. 62). А «Литературной газете», в которой помещались главы из этого сенсанционного разоблачения, разрешалось дополнительно отпечатать 200 тысяч экземпляров.