Великая сталинская империя

И действительно, XIX съезд прошел не совсем в пользу Сталина: накануне этого события он оказался в своеобразной изоляции от остальных членов Политбюро по важнейшим вопросам международной и внутренней политики. Об этом еще будет сказано, а пока отметим, что XIX съезд открыл Молотов, а закрыл заключительным словом Ворошилов. Почему же открытие и закрытие не провел властолюбивый, почитаемый партией «вождь народов»? А потому, что Политбюро бесконфликтно, но упрямо добилось передачи этих ролей Молотову и Ворошилову. Вот почему сразу же на первом организационном Пленуме нового состава ЦК, который прошел после XIX съезда, Сталин неожиданно для всех по заранее подтасованным материалам обвинил Молотова в шпионаже в пользу Америки (о чем уже упоминалось), а Ворошилова — в шпионаже в пользу Великобритании. Их жены по тем же обвинениям уже сидели в камерах Лубянки. Сталин, чтобы сломить попытки недовольных выровнять свое положение, в качестве «поучительного» примера избрал метод заложников — посадил жен Молотова и Ворошилова, евреек по национальности, и подло обвинил их в связях с опасными для СССР сионистами. «Метод заложников» он научился применять у Ленина для усмирения недовольных и достижения своей цели: основатель советского государства приказывал брать заложников в селах, отказывавшихся даром отдавать большевикам хлеб при продразверстке; чекисты брали заложников в мятежных районах, требуя усмирения бунта и выдачи зачинщиков; Троцкий по совету Ленина, набрав заложников, проводил мобилизацию в Красную Армию — и мужики выходили из погребов и лесов и «записывались в красные солдаты».

«Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты», — не зря написал Д. Бедный (Придворов), не придумал. Если народ не покорялся, Ленин приказывал расстреливать заложников, сетуя, что «темная Россия» не понимает большевистской идеи. Это было в гражданскую войну. Теперь, как и в 1930-е годы, Сталин снова брал заложников — на этот раз, чтобы сломить и опорочить тех, кто еще вчера рядом с ним помогал ему осуществлять его деспотическую политику.

Ему было уже 70 лет, когда он по надуманным обвинениям оклеветал и приказал расстрелять больше десятка ставших неугодными ему членов ЦК, которые были верными помощниками. А что для него была верность? — холопская, подобострастная, безмолвная покорность. Но и это не спасало, если Сталину начинало казаться, что этот человек не в меру возвысился, отличился своими делами и стал слишком популярен. Популярный, авторитетный, деловой исполнитель — это тоже потенциальный противник в случае возникновения оппозиции заговора.

Невольно вспоминается одно из тысяч предостерегающих писем, написанных Ленину и в ЦК в 1921–1922 гг., когда честные партийцы говорили об опасности подмены и извращении истинных идеалов социализма. Одно из таких провидческих писем в 1922 году написал инструктор школьно-курсового отделения Петроградского Высшего Политического управления (тогда ул. Морская, 15) Сергей Савченко. В частности, он писал: «…Ни один контрреволюционер не может нанести такого вреда и так подрывать авторитет власти, какой, к большому огорчению, приходится очень часто встречать в поведении работников на местах. Необходимо принятие самых решительных и неотложных мер в уничтожении подобного явления, иначе оно приведет к неисправимым последствиям…» (ГАРФ, ф. 130, оп. 5, д. 1091, Лл. 123–124). Эти опасения оказались пророческими и особенно ярко выявились при закате сталинизма, когда борьба за власть стала целью группировок вокруг вождя, а карьеризм — смыслом жизни партработников на местах, в глубинке. Тут нечего удивляться, так как Сталин сделал реальным высказывание Ленина в узком кругу членов ЦК; «Нравственность есть то, что выгодно партии и революции». Сталину, как диктатору, была выгодна именно такая «извращенная нравственность и этика» в партии, выдаваемая его идеологами за истину.