Великая страна

— Я учился превосходно и легко. Вокруг меня, где бы я ни был, собиралась компания также легкая и превосходная. Как я понимаю теперь, мне недоставало своеобразного сопротивления жизни, наподобие того тепла, которое выделяется при трении. Экзамена, который я сдал бы сквозь непонимание, отчаяние, головную боль, преодолевая себя. Жизнь как бы играла со мной в поддавки, заманивала в глубокую весело раскрашенную западню…

Мэгги невольно взглянула на костыль и веревку.

— Я встретил Элизабет в семьдесят третьем, когда нам обоим было по двадцать. Ее спокойная красота сразу умиротворила меня. Я вроде бы сказал себе и про себя: Гэри, эта девушка не для тебя. И мысль о том, что возле нее непременно появится подлинный принц, превращала мое нереальное счастье в обычный человеческий уют. Господи! мне только этого и надо было. В мечтах… Мэгги! даже во снах я любил девушку симпатичную, но не очень красивую, то веснушчатую, то с крупными зубами и смущенной улыбкой. У нас рождались смешные дети. Мир принимал нас без зависти. Я благодарил Бога, что не люблю Элизабет, но месяц проходил за месяцем, принца на горизонте не возникало, и вот я обнаружил, что люблю Элизабет так, как никто никого не любил. Любовь вошла в мою жизнь, как зубная боль, как чистое страдание; я вжимался лбом в холодную стену — и через две минуты она уже жгла мой лоб моим же отраженным безумием. Слезы ровно текли по лицу, но я словно не плакал. И если возникала во мне потребность увидеть Элизабет, то это была мысль не влюбленного, а мазохиста. Мне казалось кощунственным, что кто-то вообще посягнет на эту струящуюся красоту. Принц… да я его попросту убил бы. Между тем моя Элизабет немного похудела и побледнела; сразу мне представилось, что она неизлечимо больна и непременно скоро умрет. Любящий всегда эгоист; признаюсь, Мэгги, я не нашел большой разницы между своей любовью к живой Элизабет и к мертвой. Может быть, я и предпочел бы второй вариант, но тридцатого августа, в предпоследний день лета, ко мне пришел Дуг Клеменс, ближайший мой товарищ, и вызвал в парк для разговора.

В этом бешеном парке цвели магнолии и розы, пальмы словно предлагали вялым изнеженным посетителям ненатуральную, излишне яркую зелень своих гигантстких листьев. Стрекот насекомых волнами набегал на нас. Был вечер, становилось прохладно. Ветер пушил мои волосы и волосы Дуга Клеменса.

Дуг осторожно, словно возводя из фраз спичечный домик, подвел меня к имени Элизабет. Оно словно замкнуло какую-то цепь в моем мозгу. Стрекот и шелест прекрасного парка перешли в гул, в гудение, готовое сорваться в визг. Я чувствовал, что схожу с ума. Ветер… он вытягивал мои волосы уже горизонтально, темным облаком позади головы. Ничто было не важно для меня — и в то же время я замечал всё, каждую деталь равнодушного Божьего мира.

Это был ад.

Он подыскивал слова — несколько секунд, представившихся мне годом.

Оказалось, что у Элизабет есть подруга, которая гуляет с Дугом, и по страшному секрету Элизабет сообщила этой своей подруге, что безнадежно влюблена в меня.

Мы шли по бесконечной прямой аллее, сужающейся в точку.

Глава 17. О взаимной любви

Что сказать вам, Мэгги. Это только в тупоголовом голливудском кино таким образом драма превращается в комедию, и актеры, улыбаясь, как начищенные монетки в десять центов, распадаются на согласованные в сценарии пары. Две горькие половинки не так-то просто сложить в сладкий плод. Жизнь непохожа на лотерею: о! сошлось! — и давай плясать от радости. Да и какая радость с того, что твой любимый человек мучается так же, как мучаешься ты…

Вы скажете, Мэгги, что это уже кокетство, интеллигентсткие отговорки. Да нет, посмотрим на ситуацию с чисто медицинской точки зрения. Двум измученным, опустошенным людям предлагалось осчастливить друг друга. Но как, Мэгги? Как?

Мы с Элизабет встретились через два дня, первого сентября. Занятия в нашем университете еще не начались, не началась и осень, вот только кончилось лето. Природа стояла словно в антракте, покорно дожидаясь смены декораций. Ни ветра, ни жары, ни дождя. Ты поднимаешь руку — и кожа на твоей руке не ощущает ничего. А встретились мы, наверное, оттого, что нам все труднее стало объяснять Дугу Клеменсу и его с Элизабет общей подружке Эмили, почему же, чтоб тебя, мы так и не встречаемся. Мы сидели в маленьком университетском кафе и чувствовали, словно нас с похабным смехом пихают в объятия друг к другу. До этого дня за полгода шапочного знакомства мы не перекинулись с Элизабет и десятком фраз. Впрочем, я мог их сосчитать, потому что помнил все до мельчайших деталей, до графина компота на соседнем столе, до белоснежной клюшки, дернувшейся в сотне ярдов слева в прогале между зеленой листвы. Эти беззаботные фразы, Мэгги, когда мы с Лиз то ли еще не любили друг друга, то ли не знали об этом.