Великая страна

Общество осторожно хмыкнуло навстречу этой осторожной шутке. Смит, улыбаясь, поднял руки в знак того, что сдается. Майк Гринвуд, тоже улыбаясь, но иначе, вручил Тревору Каннингему копию кленового листа из шевелюры его покойной подружки. Несколько человек пару раз хлопнули в ладоши, но аплодисмент не задался. Вместо него полыхнуло за окном ярко-белым, а потом громыхнуло так, что мало не показалось.

После громового раската установилась такая тишина, что стало слышно, как, извиваясь и шурша, ползет время сквозь вечность. Смит и Гринвуд, не шевелясь и не мигая, смотрели в глаза друг другу, и улыбки исчезали с их лиц, как оберточная бумага под нетерпеливой рукой. Люди, случайно оказавшиеся между ними, отшатнулись; по воздушному тоннелю засквозило туда-сюда суетливое электричество. Тревожно запахло озоном. И тут тишину взрезал голос, лучше даже сказать, визг:

Глава 53. Неожиданные возражения

— Нет! Нет! Дерьмо! Прекратите это немедленно!

Бесцеремонно отпихнув пару-тройку фигур второго ряда, на авансцену выскочил тинейджер в кожезаменителе с волосами неопределенно-тошнотворного цвета. Его лицо украшали следы борьбы с прыщами. Юноша — я, так же, как и вы, не ожидал увидеть его в центре событий и не знаю его имени — окинул присутствующих горячим взглядом, повторил дерьмо и притих. Он стоял, нахохлившись и дрожа, напоминая птицу в комнате.

— Я догадываюсь, Питер, ты хочешь что-то нам сказать? — заботливо произнес мистер Гринвуд.

Питер (выходит так) вскинул всклокоченную башку.

— О да, конечно, мистер Гринвуд, по-вашему, я и не могу ничего сказать, разве что как говорящие часы или джакузи.

— Уверен, что это не так. Говори же, мы внимательно тебя слушаем.

— Вы собрались тут разыграть этот чертов финал…

Гринвуд поморщился, словно его укусил комар.

— Молодой мистер, вероятно, имеет в виду Армагеддон, — сладко пояснил Смит. После чего они оба — и Смит, и Гринвуд — выразили на лицах то затруднение, невнятную истому и слабую тоску, которые обыкновенно появляются на фасадах главных героев боевиков, когда те на простой детский вопрос типа дяденька, это вы спасаете мир? нехотя отвечают ну, я бы так не сказал, потому что это очень приблизительная формулировка, да и как его спасешь на такой дерьмовой тачке, а в общем, да.

— Ну да, — согласился с поправкой Питер, темнея от злости, — и вам, конечно, невтерпеж узнать, добро одолеет зло или наоборот, да только нас вы забыли спросить.

— А вы полагаете, молодой человек, такие вопросы решаются референдумом? — невинно поинтересовался Смит.

— Я ничего не полагаю. Я полагаю только, что нечего их теребить без нужды.

— Отчего же?

— А вот отчего, — юный Питер немного успокоился, смахнул со лба склизкую прядь и обнаружил пару вполне неглупых маленьких глаз. Потом слегка приподнял бровь, что придало его физиономии хитрость, и продолжал:

— Вот отчего. Оттого, что я завтра с утра рассчитываю испытать на себе мазь от прыщей на основе конского каштана, а в пятницу намереваюсь получить права на вождение мотоцикла.

— Если это всё… — невозмутимо начал Смит.

— Это не всё. Это далеко не всё, уважаемый мистер. Получив права, я накоплю бабок, а может, мне помогут мои друзья и дядя в Лос-Анжелесе, и я куплю себе мотоцикл. Потому что права без мотоцикла это вроде как душа без тела. А я хочу не иметь право ездить, а ездить, вы понимаете хотя бы это, ездить по песку, и по корням, и через ручей возле фермы Кунца, и по бетонным плитам на заброшенной стройке. А потом я хочу освоить презерватив и тоже не теоретически и не в отрыве от того, что по ту сторону презерватива.

Смит открыл было рот, но Питер возвысил голос.

— И я хочу слегка подсесть на иглу, а потом долго и мучительно слезать, а еще познакомиться с плохой девчонкой вот с такими буферами, а потом долго и мучительно с ней расплевываться, чтобы жениться на скромной и молчаливой девушке вот с такими добродетелями, а еще я проучусь годок на юриста, постою пару раз на стреме, попробую развозить пиццу, а потом пойму, что это все не мое, и…

— Долго и мучительно, — подсказал Смит.

— Вовсе нет, дорогой и уважаемый мистер, совсем не долго и мучительно, а плавно и постепенно найду свое место в жизни, а потом обзаведусь парой сопливых, машиной, фургоном, язвой, геморроем, парой ненавистных мне президентов, а еще такой насадкой на компьютер, которую сейчас прозревают в смутных снах только дьявол и Билл Гейтс. А потом я хочу помереть — долго и мучительно, но в свой эксклюзивный срок, а не под ваши дерьмовые титры и духовую музыку сфер, а еще я не хочу снимать с собственной жизни сливки и не хочу попадать в рай задешево…

— А в ад? — опять встрял федеральный агент.

— И в ад не хочу. А последнее, чего я пожелаю на койке в окружной больнице, когда мой синус уже начнет вытягиваться в ровную черту, так это примерно того же сценария для своих внуков, в пику траханным электрическим скатам вроде вас.