Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты

Вскоре наши самолеты получили разрешение на вылет, а затем в сопровождении Молотова (??? – А. О.), советского министра иностранных дел, на аэродром прибыл Риббентроп, и они сердечно распрощались. Через некоторое время после вылета мы установили радиосвязь с Берлином. Мы получили инструкции лететь не в Оберзальцберг, где в то время находился Гитлер, а прямо в Берлин, где он к нам присоединится. (Из этого следует, что Гитлер на своем самолете вместе с самолетом Риббентропа полетят куда-то дальше, но куда? Или Гитлер с Риббентропом пересядут в автомобили и торжественно поедут по улицам Берлина? – А. О.) Мы сделали короткую промежуточную посадку в Кенигсберге, а затем поспешили в Берлин. (Зачем надо было делать лишнюю посадку, тем более, что это всегда дополнительный риск? Скорее всего, для того, чтобы Гитлер, если он летел в одном из самолетов из Москвы, смог пересесть в другой самолет, прилетевший в Кенигсберг из Оберзальцберга, и приземлиться в Берлине в нем отдельно от Риббентропа. – А. О.) Гитлер принял Риббентропа безотлагательно» [4. C. 204–211].

Вильгельм Кейтель – генерал-фельдмаршал, начальник штаба Верховного командования вермахта (ОКВ):

«Тем сильнее было впечатление от той речи, с которой Гитлер 22 августа 1939 г. обратился к созванным в Бергхоф (в Оберзальцберге) генералам, когда войска Восточного фронта уже изготовились к нападению на Польшу…

24 августа [19]39 г. Гитлер прибыл в Берлин – 26-го должно было начаться наступление на Польшу… 24 августа (а не 25-го, как указывал Риббентроп. – А. О.) я около полудня впервые был вызван к фюреру в Имперскую канцелярию» [41. С. 229]. (Прибытие Гитлера в Берлин в один день с возвращением из Москвы трех самолетов делегации Риббентропа – весьма подозрительное совпадение, не исключающее и того, что Гитлер тоже тайно побывал в Москве. Еще более подозрительно то, что Риббентроп почему-то пытался сдвинуть на один день дату прилета Гитлера в Берлин. Вряд ли является простым совпадением и вызов Кейтеля к Гитлеру в тот же день. В своей первой книге «Новая гипотеза начала войны» я уже приводил фотографию неизвестного немца с усиками, очень похожего на Кейтеля, беседующего со Сталиным и Молотовым в компании с Риббентропом и Шуленбургом. Так что не исключено, что Кейтель тоже прилетал тогда в Москву инкогнито. – А. О.)

Эрнст фон Вайцзеккер – статс-секретарь МИД, бригадефюрер СС:

«Британский премьер-министр, который не смог, как в предыдущем году, полететь в Германию в качестве “ангела мира”, послал 22 августа Гитлеру письмо… Хендерсон должен был передать Гитлеру письмо Чемберлена. Вначале Гитлер не захотел принять английского посла, но после ночной телефонной беседы со мной изменил свое решение… Он хотел знать, может ли принять посла, если министр иностранных дел отсутствует. Конечно, я ответил утвердительно.

Договорившись о том, что я приеду к Гитлеру на следующее утро с Хендерсоном, я отправился спать… Всем известно, как протекали беседы в Бергхофе, одна состоялась утром, а другая в полдень 23 августа 1939 года… На следующее утро, 24 августа, я общался с Гитлером наедине. Он успокоился и почти был готов прислушаться к моим словам…

Высказанное мной в Бергхофе несогласие с взглядами Гитлера не вызвало никакой реакции с его стороны. Похоже, что он колебался, временами мне казалось, что я убедил его. Но когда 24 августа, после нашего возвращения на самолете в Берлин, стало ясно, что британский парламент не оказал Гитлеру того уважения, на которое тот рассчитывал, он испытал явное разочарование.

Вечером того же дня Гитлер в присутствии Геринга и меня заставил только что вернувшегося Риббентропа описать, как выглядела ситуация в Москве. Риббентроп заявил, что в Москве он “чувствовал себя почти в компании старых партийных товарищей”. Гитлер выслушал его и остальную часть сообщения с интересом, но без какого-либо энтузиазма. Его интересовало только заключение договора вместе с секретным протоколом, который гарантировал ему, что русские не станут вмешиваться, если он начнет кампанию против Польши. Сказанное мной подтверждает, что в то время Гитлер уже задумывался о 22 июня 1941 года.

Подписав Московский договор, Гитлер перешел Рубикон. Он не отличался ни благоразумием, ни логичностью рассуждений. Некоторые полагали, что он следовал рекомендациям астрологов или даже своего личного фотографа Гофмана или некоторых подчиненных из своего штаба. Возможно, поэтому он постоянно менял свое мнение…

Вечером 25 августа Гитлер отозвал приказ о наступлении, который уже был напечатан, опасаясь, что Англия в конце концов вступит в войну, а итальянцы этого не сделают. 31 августа он снова безучастно реагировал на все варианты, приказал начать наступление на Польшу, хотя и знал, что ничего не изменилось. Иначе говоря, Италия останется в стороне, а Англия, как она твердо обещала, поможет Польше. 3 сентября, когда англичане и французы объявили Германии войну, Гитлер был удивлен и даже чувствовал себя не в своей тарелке» [14. С. 216–219].