Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке

…Мы собрались у товарища Сталина в Кремле около двух часов ночи, официальное заседание, все члены Политбюро были вызваны… (во-первых, не соответствует действительности слово «все», так как по записи в Кремлевском журнале 22 июня 1941 г. в кабинете Сталина из девяти членов Политбюро были лишь четверо – Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович, а из пяти кандидатов в члены Политбюро лишь двое – Маленков и Берия. Почему-то Молотов не персонифицирует участников этого, пожалуй, самого важного за всю историю СССР заседания Политбюро, то ли потому, что его участники договорились о коллективной ответственности за происшедшее в этот день, то ли скрывая отсутствие вождя в Москве. Во-вторых, по записям в журнале Молотов и Берия вошли в кабинет Сталина не «около двух часов ночи», а в 5.45. – А. О.). Маленков и Каганович должны помнить, когда их вызвали (Молотов утверждает, что подтвердить точность его слов могут только Маленков и Каганович, хотя в момент последней беседы с ним Ф. Чуева, 21.05.74 г., были живы еще два участника событий – Микоян и адмирал Кузнецов, но, видимо, они излагали несколько другую версию событий 22 июня. – А. О.)… Это, по-моему, было не позже чем в половине третьего (по записи в Кремлевском журнале Маленков вошел в кабинет Сталина в 7.30, Каганович в 8.00. – А. О.). И Жуков с Тимошенко прибыли не позже трех часов (по записи в журнале – в 5.45. – А. О.).

А между двумя и тремя ночи позвонили от Шуленбурга в мой секретариат (Добрюха пишет, что ему рассказывал И. Стаднюк, со слов Молотова, как «в ночь с 21 на 22 июня между двумя и тремя часами ночи на его даче прогудел телефонный звонок. На другом конце провода представились: “Граф фон Шуленбург, посол Германии…” Посол просил срочно его принять. Чтобы передать меморандум об объявлении войны… Молотов назначает встречу – в наркомате – и тут же звонит Сталину на дачу. Сталин, как всегда, не выдает своего состояния. Размеренно раздаются слова: “Езжай, но прими немецкого посла только после того, как военные нам доложат, что агрессия началась…”» [37]. – А. О.), а из моего секретариата – Поскребышеву, что немецкий посол Шуленбург хочет видеть наркома иностранных дел Молотова… я без ведома Сталина не пошел бы встречать Шуленбурга, а я не помню, чтоб я звонил Сталину с дачи. Но я бы запомнил, потому что у меня не могло быть другой мысли, кроме того, что начинается война, или что-то в этом роде. Но звонил мне не Шуленбург, а чекист, связанный с Поскребышевым: Сталин дал указание собраться (а не вызвал к себе! – А. О.)… Шуленбурга я принимал в полтретьего или в три ночи, думаю не позже трех часов (а отнюдь не в 4.30 – 5.00, как утверждает Жуков, и не в 5. 30, как заявил сам Молотов, выступая по радио 22 июня. – А. О.). Германский посол вручил ноту одновременно с нападением. У них все было согласовано.

[Там же]