Весьма разно и своеобразно воспринимают смысл манифестов наши солдатики… Много еще темноты в серой массе. Передают, что кто-то из мужичков так выразился с сокрушением сердца, что-де был среди нас настоящий человек, к[ото]рый достиг до престола (разумеется — Распутин!), да и того-де убили!!! Среди «землячков» курсируют слухи, будто какая-то гимназистка уже убила Вильгельма! Из окопов немцы кричат: «Нет у вас царя!» Им на это с руганью отвечают наши: «Ничего, зато есть у нас Николай Николаевич! А если его не будет, то выберем своего, еще лучшего!» […]
7 марта.
Какая красота, какое благородство, что великий князь Михаил Александрович] отсрочил свое согласие на престол до решения Учредительного собрания на основании общего голосования! Я все сомневаюсь, созрела ли масса к восприятию республиканского режима; боюсь, как бы не случилось того, что бывает с человеком, к[ото]рого из глубокого кессона, из-под давления нескольких атмосфер сразу вытащить на вольный воздух: как бы не лопнули у него кровеносные сосуды!.. […] Есть еще мастодонты у нас в штабе — из земских начальников, полиции, да и сам «наштакор», к[ото]рые недовольны (скрыто, конечно) всем случившимся. «Наштакор» даже злопыхательно набросился на солдатика, читавшего последние известия в «Киевской мысли», стараясь вразумить его, что-де за «эту свободу» он еще может «всех этих подлецов» перевешать! Должен отметить, что сей муж, как и все жестокие дикари, первогильдейный трусишка![…] К обеденному времени получены были киевские газеты от 4 марта. Сплошное очарование! Керенский рассылает циркуляры и подписывается: «Член Государственной] думы, министр юстиции гражданин Щеренский]». Только странно, что в газете имеются еще лысины; или не хотят нас, граждан, сразу сильно накаливать, а лишь постепенно, как производят заковку стали?! Как бы то ни было, но на гнусном самодержавии вбит осиновый кол, и на веки вечные! Только насчет республики все же таки следовало пообождать: уж больно мы еще в массе готтентоты!
Офицерство из кадровых держиморд и военной аристократии с плохо скрываемой злобой взирает на предстоящую необходимость обращения с солдатами как с людьми. Настроение солдат — превосходное; многие из лежащих в лечебных заведениях просятся на выписку, говоря, что они теперь знают, ради чего им придется жертвовать собой. […]
С умилением читаю, как распоряжением «министра юстиции гражданина Керенского» выпускаются теперь борцы за свободу из всех узилищ и «из глубины сибирских руд». Попы в смущении, как им теперь вести богослужение, чуть ли не на 3
/4 состоящее в молениях о самодержавнейших и благочестивейших!! Говорят, митрополит Макарий ответил попам: молитесь-де как знаете…8 марта. Все мы поглощены захватывающим интересом совершающихся на Руси событий; толпимся спозаранку у канцелярии штаба и с нетерпением ожидаем приходящей почты. Только что получена телеграмма от «военного министра Гучкова», реформирующая форму официальных обращений офицерства к солдатам и солдат к офицерству; приказывается отныне называть солдата на «вы» и проч.; для меня лично переход к отношениям мне подчиненных лиц на основании «прав человека и гражданина» совершается не только безболезненно, но даже и незаметно: каков был я всегда раньше к ним, таковым я остаюсь и теперь согласно новому правопорядку; не та реакция к этим новшествам — преимущественно к обязанности «выкаться», а не «тыкаться» с солдатом — у гг. офицеров кадрового состава, чувствующих себя в самом затруднительном положении перед вопросом, как это они теперь не только не могут позволить себе какого-либо Фильку обложить по матушке[881]
, но даже и назвать его на «ты». По моему убеждению, с распоряжением (да еще телеграммой!) о «выканье» с солдатами слишком поспешили; уж не настолько этот вопрос существенный и первоочередный; но видно здесь давление оттуда, из Питера, со стороны сознательных партий рабочих. Я советовал офицерам, не могущим солдату говорить «ты», самое лучшее — выпить с ним на брудершафт!!Мои генералы Степанов и Ивашинцев уж очень недовольны переменой режима; не думаю, ч[то]б[ы] таким же оказался и «комкор», к[ото]рый должен скоро прибыть из Киева[882]
.Незаметно, ч[то]б[ы] солдатики тосковали по отсутствию царя; видно, «совсем наоборот». Никак не ожидал я, ч[то]б[ы] идея царизма так слабо держалась в народе. Несомненное здесь влияние 1905 г., особенно же — распутинской эпопеи и прочих императорских непотребств. История скажет больше спасибо «Григорию Ефимовичу», что он так ускорил падение ненавистного России режима! Нет теперь проклятого «припадания к стопам» и «повержения к стопам»!..