Великая война: как погибала Русская армия

Несмотря на очевидный вред рассматриваемого явления, большевики не отказались от него и после заключения перемирия. Более того, при выработке текста договора о перемирии со странами Четверного союза именно по предложению советской стороны в него был включен пункт о братании^{656}. Примечательно, что по этому поводу восторженно высказался советский Верховный главнокомандующий Н.В. Крыленко. В телеграфном обращении к солдатам от 4 декабря он отмечал, что «братание — одно из могучих средств нашей революционной борьбы», и «поставлено братание на почву правильной социалистической пропаганды международного братания»^{657}.

Однако целый ряд случаев свидетельствовал о том, что вместо «правильной социалистической пропаганды международного братания» наши солдаты все больше втягивались в меновую торговлю с солдатами противника. В частности, в сводке сведений, составленной 21 декабря Военно-политическим и гражданским управлением при Верховном главнокомандующем, сообщалось, что братание чаще всего выражалось в «обмене вещей; солдаты группами… собираются для этой цели и братаются с немецкими солдатами». В рапорте этого управления за 4 января 1918 г. по-прежнему указывалось, что на фронте «братания продолжаются и носят в большинстве случаев характер натурального обмена». А 16 января начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал-майор М.Д. Бонч-Бруевич в сообщении советскому правительству о состоянии действующей армии вынужден был также признать, что «братание превратилось в бойкую торговлю»^{658}. Таким образом, надежды Крыленко на братание как на «могучее средство революционной борьбы» не оправдались. Если вначале солдаты связывали с ним свои чаяния о мире, то после заключения перемирия политические цели большевиков стали безразличны фронтовикам и в основу братания легли материальные интересы.

РЕАКЦИЯ СОЛДАТ-ФРОНТОВИКОВ НА ДЕКРЕТ О ЗЕМЛЕ

Растущей деморализации солдат-фронтовиков и распаду действующей армии содействовало не только братание со всеми его аспектами. В значительной степени способствовал этому и не решенный Временным правительством земельный вопрос. В результате после обнародования принятого Совнаркомом декрета о земле солдатская масса все больше втягивалась в аграрное движение в прифронтовых районах и зачастую выступала в роли инициатора аграрных погромов. Аграрное движение крестьянства в тылу вызывало беспокойство солдат-фронтовиков, подавляющее большинство которых составляли крестьяне, усиливало их тягу домой и рост дезертирства, так как многие солдаты опасались, что при разделе помещичьей земли они будут обойдены. На этой почве значительная часть солдат, находившихся в отпусках, выжидала и не желала возвращаться на фронт.

В ноябре — декабре большевистским ревкомам и большевизированным солдатским комитетам пришлось столкнуться с принявшими обвальный характер погромами зажиточных хозяйств в прифронтовых районах. Многочисленные сводки сведений командования, приказы ревкомов, солдатских комитетов и другие документы свидетельствовали о массовости участия солдат в аграрных беспорядках^{659}.

На Северном фронте борьба с погромами крупных хозяйств была на повестке дня даже солдатских съездов. Об этом свидетельствует, например, протокол съезда представителей частей 49-го армейского корпуса (12-я армия) от 27 ноября, где рост «погромного движения в районе расположения корпуса», выражавшегося в разгромах имений и расхищениях, обсуждался на съезде. Было рекомендовано «всем комитетам самым энергичным образом бороться с этим возмутительным явлением, кладущим пятно на революционную армию, привлекать виновных к товарищескому суду, а также препровождать в военно-революционные суды»^{660}. Воззвание выборного командира 17-го армейского корпуса (5-я армия) Федорова к солдатам также призывало бороться с погромами. В воззвании указывалось, что гибнет не помещичье добро, а народное достояние^{661}. 27 ноября ВРК 35-й пехотной дивизии (5-я армия) издал приказ о борьбе с погромами хозяйств и предании военно-революционному суду их участников^{662}.