Великая война не окончена. Итоги Первой Мировой

Сам Юнгер не любил нацистов. Для него, аристократа духа, они были плебеями. Его сын, солдат вермахта, был арестован за клевету на Гитлера, попал в штрафную роту и погиб. Но это не снимает с Юнгера ответственности за то, что он внушал немцам, будто война пробуждает в человеке мужество и героизм. Эрнст Юнгер и другие писатели того времени учили немецкую молодежь, что ее долг и судьба – героически погибнуть за Великую Германию. И молодые парни взахлеб читали эти строки: «Пригнувшись, ринуться вперед, с ликующим воплем швырнуть гранату в пулеметное гнездо и, сраженному пулей, упасть с последней мыслью: «Все для Германии!»

Культ войны, героизма, фронтовой жизни глубоко внедрился в общественное сознание. Общество стало видеть в разрушительной войне единственный выход из кризиса и прорыв к процветанию. Военные мифы быстро приведут Германию ко Второй мировой.

Замечательный немецкий писатель Эрих Мария Ремарк, в отличие от Эрнста Юнгера, воспринял войну как величайшую трагедию. И это трагическое мироощущение наложило отпечаток на все его творчество.

«Я всегда думал, – писал Ремарк, – что любой человек против войны, пока не обнаружил, что есть и такие, которые за войну, особенно если им самим не нужно идти туда».

«На Западном фронте без перемен» Ремарка и «В стальных грозах» Юнгера – два противоположных взгляда на Первую мировую. Юнгер считал, что война – это увлекательные приключения и проверка мужества. Ремарк был уверен, что война каждого делает убийцей.

Часть седьмая Оставить им фены и пылесосы

После Второй мировой союзники вновь искали ответ на вопрос: что делать с Германией? Как помешать ей устроить новую войну?

Министр финансов США Генри Моргентау исходил из того, что немцы охвачены страстью воевать. Министр представил президенту Франклину Рузвельту план масштабного разрушения немецкой тяжелой промышленности. Все, что может быть использовано для производства оружия, должно быть уничтожено, вывезено или поставлено под международный контроль. Моргентау доказывал: немцам нельзя позволить выпускать «ничего опаснее тостеров, пылесосов и фенов».

– Мы должны быть твердыми с немцами, – согласился президент Рузвельт. – Или их кастрировать, или обращаться с ними так, чтобы они не могли воспроизводить людей, которые станут вести себя так же, как прежде.

Президент Рузвельт писал военному министру Генри Стимпсону:

«Чрезвычайно важно, чтобы все немцы поняли: на этот раз Германия – побежденная нация. Я не хочу, чтобы они умерли от голода. К примеру, если они нуждаются в пище, пусть получают три раза в день суп из армейских кухонь. Это поддержит их здоровье, но они запомнят такой опыт на всю их жизнь. Факт, что германский народ – побежденная нация, должен быть внушен им коллективно и индивидуально так, чтобы побоялись когда-либо еще начать новую войну».

Но в отличие от 1918 года победители в 1945-м проявили великодушие. Дело не только в том, что они отказались от репараций, а по предложению Государственного секретаря США Джорджа Маршалла немцы в западной части Германии получили помощь для восстановления экономики. Победители по своему образцу переустроили немецкую политическую и судебную систему, навязали свою систему образования и условия существования средств массовой информации.

Западные немцы связали свою судьбу с западным миром и многое выиграли от послевоенной реконструкции Европы, которой не произошло после Версаля. Замирение немцев путем насильственного просвещения – эксперимент, не имевший прецедента в истории. Но получилось. Страна, которая в XX веке начала две мировых войны, превратилась в образцовую демократию и ярого сторонника европейской интеграции.

Немцы усвоили урок. Если немцы за что-то берутся, то делают все очень основательно. Подобно раскаявшимся преступникам, они теперь всем доказывают, как важно жить в мире. Многие западные немцы даже пребывали в уверенности, что Германия должна оставаться разделенной, лишь бы не пробуждать призраки прошлого.

Слабая и сильная марка

Рост цен начался в 1914 и достиг пика в 1923 году. И память об этом до сих пор жива в Германии. В конце 1923 года цены в Германии удваивались каждые четыре дня. Вот уже три поколения немцев испытывают страх перед новой гиперинфляцией. Ученые даже говорят о «коллективном психозе» немцев.

В августе 1857 года кассир в нью-йоркском офисе страховой компании Ohio Life Insurance & Trust Co присвоил активы компании. Через три месяцы крах компании в Нью-Йорке привел к экономическим проблемам в Лондоне, Париже и Гамбурге. Это был первый мировой финансовый кризис. Теперь хватает нескольких минут, чтобы Европа ощутила последствия кризиса, который начинается на другой стороне земного шара.

Во время недавнего экономического кризиса немцы скупали золото, серебро, вкладывали деньги в недвижимость. Хотя евро – тоже стабильная валюта, не хуже недавно существовавшей западногерманской марки.

Инфляция 20-х – результат того, что кайзеровское правительство финансировало Первую мировую, печатая ничего не стоящие деньги.