Великая война. Первая мировая – предпосылки и развитие

Слабость нейтральной позиции обнаружила себя в 1916 году. Наиболее весомой в мире нейтральной страной были Соединенные Штаты Америки, стоявшие в стороне от конфликта не только благодаря географической отдаленности и самодостаточности, но и благодаря тому факту, что их огромное население было этнически связано со всеми воюющими странами. Война оскорбляла американское сознание и более всего сознание американского президента Вудро Вильсона. В январе 1916 года он отправил в Европу своего личного эмиссара полковника Хауза, чтобы тот прозондировал почву, может ли американское посредничество способствовать окончанию войны и каким образом. Возможности для этого не оказалось. Растущее негодование и ледяная непоколебимость обеих сторон исключали уступки. Будучи переизбранным (это укрепило его позиции) и потрясенным результатами уходящего года, президент повторил свою попытку в декабре. К сожалению, центральные державы относились к нему с антипатией. Все, чего достигла его вторая попытка, – он лучше ознакомился с целями войны, объявленной союзниками. Он понял, несмотря на преднамеренно запутанные формулировки, что союзники осуждают противников, истинной целью которых якобы была «война на уничтожение». Тем временем сама война и ее проявления стали настойчиво угрожать нейтралитету самой Америки, что подрывало позиции ее президента. Свою работу делала пропаганда, мнения американцев постепенно изменялись. Джеймс Дуан Сквайре вспоминает: «Большой митинг в Новой Англии прошел под эгидой христианской церкви. Спикер потребовал, чтобы кайзер после того, как его схватят, должен быть зажарен в масле. При этом вся аудитория, повскакав со стульев, приветствовала его истеричными выкриками. Это отражало настроение, царившее среди нас, своего рода захватившее всех безумие».

Возможность для давления нейтральных держав на другую воюющую сторону оказалась такой же слабой. 6 декабря пал Бухарест, что означало фактическое устранение Румынии и конец наступательных действий России. Храбрость немецких солдат на Сомме и австрийских при Карсо, растущие потери от атак подводных лодок (ежемесячные британские потери грузов выросли с 43 тысяч тонн в августе до 182 тысяч в декабре, а общие потери союзников достигли к апрелю 1917 года 849 тысяч тонн) – эти успехи, достигнутые с приемлемыми потерями, убеждали центральные державы, что время работает на них. Это вызывало противоположный эффект, укрепляя сердца государственных деятелей союзных стран, вопреки усилиям президента Вильсона.

По причинам, которые невозможно было предвидеть, шаг Вильсона привел к тому, что надежды на мир отодвинулись дальше. Сам факт, что немцы и австрийцы восприняли эту инициативу, давал повод многим в стане союзников предполагать, что они ослаблены. В марте эта догадка получила важное подтверждение: через принца Сикста Бурбонского, служившего тогда в бельгийской армии, император Австро-Венгрии Карл начал искать подходы к сближению с Францией. В этом виделся шанс (может быть, это только казалось) на разрыв единства центральных держав, отделение Австрии от Германии. Больше всех эту идею поддерживал британский премьер-министр Ллойд Джордж. Если бы этот путь стал возможным, он привел бы к более перспективным результатам, чем любой другой. Но все рухнуло благодаря двум факторам. Во-первых, император Карл лично не мог ничего обещать от имени Германии, не мог внести ясность в вопрос о возвращении Эльзаса и Лотарингии – провинций, которых лишилась Франция, а она в этом вопросе была непреклонной. Во-вторых, Италия поспешила предъявить такие требования к Австрии, что даже оптимистичный и спокойный Карл не мог их принять.

В течение этого года будут и другие попытки заключения мира, веские увещевания и предварительные переговоры. Наиболее существенными из них были международная социалистическая конференция, прошедшая в июне в Стокгольме; обращение папы римского к воюющим сторонам в августе и письмо лорда Лансдауна в лондонскую «Дейли телеграф» в ноябре. В этом письме, написанном бывшим министром иностранных дел консервативного правительства (и архитектором англо-французского союза – Антанты), задавался вопрос: «Какова будет польза благодеяния мира для наций, истощенных так, что едва ли они смогут протянуть руки, чтобы принять ее?» – который имел определенное воздействие на общественное мнение. Но ни одно из этих обращений не способно было изменить безжалостное течение событий. Все поглощал поток ужаса и ненависти.