Он говорил это не со зла, просто наши совместные тренировки всегда именно так и заканчивались. Я пытался закалять его разум, развивал и закреплял свои ментальные навыки, а Смоленко… ему очень тяжело давались изменения. Слишком много боли внутри него, жизнь порой бывает очень жестока.
В результате Смоленко под конец всегда срывался, начинал орать, пару раз мы дрались. Но потом эмоции утихали. Я не обижался, ведь всё понимал. Правда, вряд ли у меня получится чем-то помочь Смоленко.
Люди, конечно, меняются, но как правило в изначально заданных рамках. Опыта у них становится больше, как и знаний, однако сама суть не меняется. В лучшем случае Смоленко станет лучше себя сдерживаться, но гнев и злость всё равно останутся внутри него. Это грустно, но такова реальность.
Время шло. Война продолжалась. Порой даже из Варшавы было видно багровое зарево на горизонте. Иногда над городом пролетали бипланы. Ещё пару раз мне доводилось видеть иные воздушные суда, всякие корветы и эсминцы. Они тоже напоминали морские корабли, однако спокойно себе летали по небу. А вот «Екатерины» видно не было, по слухам она всё ещё стояла на ремонте в Кёнигсберге.
Немец всё это время готовил силы для удара. К нам тоже прибывали новые полки. Прямо за городом, по другую сторону Вислы новобранцы тренировались каждый день. Они не только рыли траншеи, но и учились брать их штурмом. Метали гранаты, отрабатывали удары штыком, немного стреляли.
На северо-западном фронте мы одержали стратегическую победу. Да, потери были высоки, однако немца удалось оттеснить аж до Вислы. Мы забрали здоровенный кусок территорий, потрепали вражескую армию, а также разрушили все планы Кайзера по блицкригу.
Однако время шло, Вислу форсировать Рузский не стал. Немец же готовится и скоро пойдёт в атаку. Однако судя по слухам Самсонов уже утвердил новый план, получив одобрение других генералов, а также самого главнокомандующего южно-западного фронта, в который перевели всю вторую армию.
И новый план заключался в превентивном ударе. Ещё один сокрушительный удар, после которого Австрия падёт, Карпаты станут нашими и крах Берлина уже можно будет счесть неизбежным. Очень амбициозный план, ради которого Смоленко поставили командовать целым батальоном. Правда людей туда ещё не набрали, ведь абы кого брать к себе Смоленко не хотел и лично проводил отбор.
Так я дошёл до тренировочных полей, сел неподалёку и молча наблюдал, покуривая самокрутку. Сильнее всех на общем фоне выделялся Миша, который пусть пока что и не являлся офицером, однако являлся воплощением идеального солдата. Вся грудь в медалях, сердце и глаза горят огнём, а речь его воодушевляла новобранцев. Миша искренне верил во все идеалы державы и служил примером для других.
Чуть подальше Алёна чинит экзоскелеты. Под глазами у неё синяки, она почти перестала спать, отдавая себя всю работе. Всё из-за чувства вины, а может из-за страха не получить рекомендацию. Всё же после той пьянки её репутация пострадала, и теперь она пытается это компенсировать.
Ещё чуть дальше, в паре километрах, осваиваются первые дробовики. Даже на таком расстоянии благодаря дару мне всё отлично видно. Новое грозное оружие будет скоро массово применяться в траншеях. Жаль только паровые танки на конвейер мы так и не поставили, но там, понимаете, производство несколько сложнее. Одну только логистику нужно месяцами налаживать, а ведь нужно ещё и специалистов переобучить и подготовить, да и ресурсов на танки уходит очень много. Немцы готовились к войне заранее, а мы… тоже готовились, но танки не придумали.
Да и вообще что-то в Российской Империи всё грустно и неспокойно. Всё чаще солдатня возмущается дворянами, постоянно интеллигент Костя рассказывает про какие-то альтернативы. Да и крепостные на заводах вкалывали по восемь часов в полях, потом ещё по шесть на заводах, а затем к ним ещё приходят и говорят: «За Веру, Царя и Отечество, пойдёшь в штурмовую роту!».
Кому это понравится? Никому. А терпение не безгранично. Как бы гражданская война не началась, а то немцы в таком случае за пару недель до Петербурга дойдут, пока мы будем друг другу глотки резать.
Неспокойно было даже в армии, в генералитете. Высшее командование тоже что-то стало чаще спорить, а началось всё с Ренненкампфа, который сначала героически отъехал на тот свет, вместо того чтобы просто продолжать блокаду. А теперь ещё и стал камнем преткновения двух сторон, одна из которых к слову желает видеть меня в петле.
– Ох, хороша жизнь! – рядом со мной вдруг плюхнулась Кристина.
– Всю картошку почистила?
– Не, меня Оболенский заставил тренироваться. Магические вот эти уроки, все дела, раскрытие потенциала какого-то.
– И как оно?
– Мой учитель сорвался, назвал меня необучаемой и прогнал, – беззаботно произнесла Кристина, после чего достала из-за пазухи бутылку с вином. – Смотри что я стащила у офицеров.
– Боже, тебя же…
– Не пойман – не вор.
– Ты не только необучаема, но и неисправима.