Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего

Все ждали выступления Сталина. Но он молчал. И лишь в конце второй недели войны «Сталин заговорил, и заговорил так, как он никогда не говорил до сих пор». 3 июля 1941 года Сталин обратился к соотечественникам по радио. Свое выступление он начал необычно: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои! Вероломное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, продолжается».

После неожиданных разочарований, вызванных стремительно и неблагоприятно менявшейся обстановкой, трезво и взвешенно оценив ситуацию, он обратился к народу страны как к единой семье, вступившей в полосу военных потрясений.

Современники вспоминали: «Это была самая сильная речь Сталина; интонация его речи оставалась размеренной, глуховатый голос звучал без понижений, повышений и восклицательных знаков. И в этом несоответствии этого ровного голоса трагизму положения, о котором он говорил, была сила. Она не удивляла: от Сталина ждали ее…

Сталин не называл положение трагическим: само это слово было трудно представить в его устах, но то, о чем он говорил, – ополчение, оккупированные территории, партизанская война, – означало конец иллюзий… И в том, что Сталин говорил о неудачном начале этой громадной и страшной войны, не особенно меняя привычной лексики, – как бы об очень больших трудностях, которые надо как можно скорее преодолеть, – в этом тоже чувствовалась не слабость, а сила… и пронзавшее душу обращение: «Друзья мои!» [53]

Академик А. Вернадский, ссылаясь на мнение И. Павлова, считавшего, что «самые редкие и самые сложные структуры мозга – государственных деятелей, Божьей милостью… прирожденных», пишет: «Особенно ясно для меня становится это, когда по радио слышится Сталина речь… такая власть над людьми и такое впечатление на людей…» Эта речь, начинавшаяся словами «братья и сестры», всколыхнула людей разных поколений; они пошли на призывные пункты, вдохновленные сознанием ответственности за судьбу Родины.

Каждая фраза этого исторического обращения была им взвешена и продумана. Он остро чувствовал, понимал масштабность и серьезность происходившего. «Прежде всего, – говорил Сталин, – необходимо, чтобы наши люди, советские люди, поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности… Дело идет… о жизни и смерти нашего государства…»

Опережая психологическую реакцию людей, он обратился к неизбежным вопросам: «Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского правительства ошибка?

Конечно, нет. Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году… Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги, как Гитлер и Риббентроп».

Однако он не пытался представить войну как неожиданность . Сталин говорил лишь о вероломстве нападения, о разрыве, со стороны Германии, пакта «о мире между двумя государствами».

Он продолжал: «Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора лет и возможность подготовки своих сил для отпора. И если фашистская Германия рискнула напасть на нашу страну вопреки пакту, это определенный выигрыш для нас и проигрыш для Германии».

Перечислив, «что требуется для того, чтобы ликвидировать опасность, нависшую над нашей Родиной», он подчеркивает: «Враг ставит целью… онемечивание» народов СССР, «превращение их в рабов… Войну с фашистской Германией нельзя считать обычной войной.

…Целью этой всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом фашизма. В этой освободительной войне мы не будем одинокими… Наша война за свободу нашего Отечества сольется с борьбой народов Европы и Америки за их независимость, за демократические свободы».

Он высказал твердую уверенность: «Наше дело правое… враг будет разбит… мы должны победить». Он завершил обращение призывом: «Все наши силы – на поддержку нашей героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота! Все силы на разгром врага! Вперед за нашу победу!»

Длительное время историки и военные мемуаристы, объясняя неудачи первых месяцев войны, дурачили обывателя рассказами о якобы «устаревшей» советской военной технике, «устаревших советских танках, горевших как спички», с которой армия встретила противника.

Едва ли не первым, кто высмеял эти аргументы и разрушил пропагандистские стереотипы, стал В. Суворов. Он вразумительно объяснил, что все немецкие танки были «устаревшими», и их легкие танки с бензиновыми двигателями «горели» не меньше и даже лучше, чем советские «с дизелями». Правда, чтобы добраться до этого разъяснения, потребовалось почти сорок лет.