Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего

«Не думайте, – говорил он, – что я скажу что-нибудь необычное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают «винтиками» государственного механизма (курсивы мои. – К. Р. ). Но без которого все мы – маршалы и командующие фронтами, говоря грубо, ни черта не стоим . Какой либо «винтик» разладится – и кончено!

Я поднимаю тост за людей простых, обычных, скромных, за «винтики», которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм во всех отраслях науки, хозяйства и военного дела . Их очень много, имя им легион, потому что это десятки миллионов людей. Это скромные люди. Никто о них ничего не пишет, звания у них нет, чинов мало, но это – люди, которые держат нас, как основание держит вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей ».

Этот тост «за простых людей» – своеобразное предостережение в опасности отрыва от тех корней, из которых произошли генералы и маршалы, руководители и ученые (так называемая «элита» общества), – напоминание о том, что «вышли мы все из народа…». Его слова несли философский подтекст, указывая на основы советской державной государственности.

В этот же день, 24 мая 1945 года, Сталин провел большой прием в честь командующих войсками Красной Армии. К 8 часам вечера Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца был полон. Вместе с военными сюда пришли члены правительства и Центрального Комитета партии, деятели народного хозяйства, науки и культуры. Прием длился долго, и среди праздничных тостов и поздравлений поднимались здравицы за красноармейцев, моряков, офицеров, генералов и адмиралов, за партию и ее Центральный Комитет.

В промежутках между здравицами и тостами на эстраде Георгиевского зала блистали звезды балета и музыкального искусства: находившиеся в зените славы Галина Уланова, Ольга Лепешинская, Валерия Барсова и Вера Давыдова.

Уже в завершение торжества поднялся с бокалом Сталин. Сказанное им отражало не только его психологический и нравственный настрой. Его слова являлись выражением государственного кредо, глубинный смысл которого стал до конца понятен только по истечении времени. В этот майский вечер он произнес свой, теперь уже знаменитый тост.

«Товарищи, – начал говорить в полной тишине огромного зала Сталин, – разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа ( бурные продолжительные аплодисменты, крики «ура! »).

Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.

У нашего Правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941—1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала потому, что не было иного выхода. Иной народ мог бы сказать Правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое Правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего Правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества – фашизмом.

Спасибо ему, русскому народу, за это доверие! За здоровье русского народа! ( Бурные, долго не смолкающие аплодисменты. )

Это был один из его закономерных логических выводов, сделанных на том этапе развития истории. Слова Сталина были сказаны осмысленно, от всей души, и современники понимали это. Константин Федин говорил Чуковскому, что присутствовавший на приеме модный писатель Илья Эренбург, вспоминая об этом высказывании Сталина, «вдруг заплакал. Что-то показалось ему в этом обидное ». Можно лишь предполагать – что! Но примечательно: после смерти Сталина Эренбург стал в команде Хрущева одним из активнейших «обличителей» Вождя.