Великая война. Верховные главнокомандующие

Среди новых министров были не просто «новые» люди: большинство их были подобраны с известным символическим значением. Князь Щербатов довольно хорошо был известен в земских кругах; его лично знал и Великий князь, у которого брат нового министра полковник князь [П. Б.] Щербатов[112] состоял одним из адъютантов. Генерал Поливанов слыл опытным военным и администратором и пользовался особым доверием в среде членов Государственной думы; А. Д. Самарин – московский губернский предводитель дворянства выдвигался московскими общественными кругами и лучшею частью православного духовенства.

Соглашаясь на эти назначения, Император Николай поступался даже собственными симпатиями и симпатиями Императрицы. Генерала Поливанова, например, царская чета не любила именно за его близость к думским кругам; с именем же Самарина связывалось представление, как о лице, готовым пойти на решительные меры по оздоровлению высшего церковного управления и по борьбе с распутинским влиянием.

– Самарин пойдет против нашего друга и будет заступаться за епископов, которых мы не любим, – так писала о нем Императрица в одном из своих писем.

Поступаясь собственными симпатиями, Государь как бы этим самым доказывал искренность своих намерений стать на примирительную по отношению к общественным кругам позицию. В интересах сближения работы фронта с работой тыла и для обсуждения программы ближайших мероприятий, Император Николай II согласился собрать в Ставке под своим председательством соединенное совещание, почему Совет министров в обновленном виде выехал в Ставку в Барановичи, к 27 июня н. ст.

Это была с начала воины первая встреча Совета министров в его почти полном составе с Верховным главнокомандующим и его начальником штаба. Правда, в отдельности, председатель совета и некоторые министры навещали Ставку и раньше, но беседы с И. Л. Горемыкиным, в силу его известной политической предвзятости и старческой немощности, не могли иметь решающего значения; с отдельными же министрами официально обсуждались в Ставке лишь вопросы частного характера. Фронт и тыл до того времени были разъединены взаимным недоверием и каким-то особенно упорным нежеланием признать необходимость общей согласованной работы для достижения конечного успеха.

Наша тихая и скромная Ставка, расположенная в обширном сосновом лесу близ станции Барановичи, приняла уже накануне совещания праздничный вид. Появились министерские вагоны. Необычно загудели автомобили, развозившие по Ставке приехавших из столицы лиц, которые своими белыми, свежими кителями, резкими пятнами выделялись на общем серо-зеленом фоне. Прибывавшие министры оставались жить в тех же вагонах, в которых они приехали из столицы. Такое размещение вызывалось тем, что сама Ставка в период своего пребывания в Барановичах продолжала тесниться в вагонах.

В императорском же поезде оставался жить и Государь со своей свитой, в периоды довольно частых, хотя непродолжительных наездов его в Ставку. Для царского поезда была устроена своя особая ветка в нескольких стах шагах от ветки к Ставке. К Царскому поезду была проложена также своя автомобильная дорога. Зимою Государь принимал приглашаемых к нему лиц в вагоне-столовой, передняя часть которого служила небольшой гостиной. Вагон этот впоследствии стал историческим, так как в нем Император Николай II подписал акт о своем отречении от Престола.

Летом, в виду жары, на лесной полянке подле царского поезда быль раскинут просторный шатер-столовая. В этом шатре и было назначено намечавшееся совещание. Чрезвычайно трудно, после длинной цепи пережитых разочарований, передать то торжественно-светлое настроение, которым была охвачена Ставка в день 27 июня 15-го года! Чувствовали приток свежих сил и чудился поворот к лучшему будущему!

День по погоде выдался на славу. Солнце с утра заблистало ярко и облипало всех своими светлыми радостными лучами. По случаю воскресного дня, наша походная церковь, устроенная в деревянном бараке и украшенная старинными иконами, наполнилась утром до отказа. Вдохновенно служил протопресвитер военного и морского духовенства о. Георгий Шавельский, в сослужении нескольких военных священников и монахов, привезших из дальних монастырей особо почитаемые иконы. Одна из них была немой свидетельницей Бородина. Трогательно пел небольшой, но прекрасный мужской хор певчих.

Император Николаи II и рядом с ним Верховный главнокомандующий русской действующей армией!.. Оба фанатично религиозные они занимали свои обычные места в церкви на левом клиросе. Их почти не было видно: только в короткие периоды коленопреклонений, педантично ими выполнявшихся, вырисовывались их силуэты. Вся середина церкви была занята белой группой приехавших министров, окруженных чинами Ставки, в их серых рабочих кителях. У всех торжественно-серьезные лица, отвечавшие внутреннему настроению радостного ожидания…