Великая война. Верховные главнокомандующие

Впоследствии выяснилось намерение со стороны наших военных противников объяснить нападение на русские прибрежные пункты репрессией за минную атаку русских миноносцев турецкой эскадры, якобы мирно упражнявшейся в Черном море, вблизи Босфора, в учебной стрельбе. Однако С. Д. Сазонов немедленно и вполне категорически отверг факт враждебной против Турции инициативы со стороны нашего Черноморского флота. Через некоторое время была обнаружена высадка с шаланды небольшой турецкой партии на пустынном Бессарабском берегу. Эти смельчаки, под руководством турецкого офицера, совершили довольно глубокий рейд, по-видимому, надеясь поднять восстание или произвести панику в южных уездах Бессарабии. Затея их, конечно, не удалась: они были переловлены и объявлены военнопленными.

Для Верховного главнокомандующего совершившийся разрыв с Турцией, конечно, не был неожиданностью. Великий князь, будучи назначен на пост Верховного главнокомандующего, в один из первых же докладов ему, утвердил предположение Главного управления Генерального штаба, разработанное еще в мирное время, о переброске в период начального развертывания Русской армии на западе, значительной части кавказских войск против Центральных держав. Для прикрытия же границ на Кавказе, на случай угрозы со стороны Турции, были оставлены самые небольшие силы, которые должны были быть впоследствии усилены подкреплениями из состава войск Туркестанского и Омского военных округов.

Несмотря на крайнюю недостаточность этого количества войск, состоявшееся выступление Турции не вызвало поэтому сколько-нибудь существенной обратной переброски войск на Кавказ. Туда была возвращена с запада только Кавказская кавалерийская дивизия, полки которой сроднились с Кавказом и приобрели там в прежние войны с Турцией неувядаемую боевую славу.

Нужно было все же обладать ясным сознанием недопустимости ослабления войск, собранных на главном польском театре, где разыгрывалась Лодзинская операция, в пользу усиления театра второстепенного, каким по существу являлось Закавказье. Нужно было также проявить со стороны Великого князя много твердой решительности и веры в доблесть оставленных на Кавказе войск, чтобы не поддаться всем многочисленным ходатайствам о помощи войсками нашей окраине, подвергшейся неприятельскому вторжению, которое к тому же сопровождалось призывами турецких эмиссаров местного магометанского населения к священной войне.

Выдержка эта дала свои конечные плоды. В жестоких боях под Ардаганом и Сарыкамышем, закончившихся в начале января 1915 г., турки, предводимые Энвером-пашей и руководимые его начальником штаба германским полковником Бронсар фон Шеллендорфом,[137] были разбиты на голову и отброшены назад в горы, где бездорожье и лютые морозы довершили полный развал всей наступавшей турецкой армии.

Впечатление от этого разгрома было столь сильным, что Кавказ оказался надолго обеспеченным от новой угрозы нашествия. Русские войска, напротив того, сумели сами в дальнейшем перенести войну на турецкую и персидскую территории. В Малой Азии они упрочили свое положение взятием в 1916 г. Эрзерума и Трапезунда, когда Великий князь Николай Николаевич стоял уже во главе кавказских войск; со стороны же Персии, где в том же 1916 г. разыгралась жестокая военно-политическая борьба, нашим войскам удалось установить даже связь с английскими войсками, наступавшими в Месопотамии, вверх по реке Тигру, на Багдад.

Вполне очевидно, что актом вероломного нападения на русские берега должен был почитаться для Держав согласия нарушенным в корне догмат неприкосновенности Оттоманской империи. Уже 3 ноября на рассвете англо-французская эскадра произвела бомбардировку Дарданелльских укреплений. Последние отвечали слабо, и если бы эта морская демонстрация сочеталась с десантом, то возможно, что Дарданелльский пролив без особых затруднений мог бы оказаться в руках союзников.

Но этого не случилось. Из телеграммы русского посла в Париже от 7 ноября было видно, что во французском министерстве иностранных дел не имелось никаких сведений, указывавших на намерение английского флота продолжать начатую атаку и что вообще, по мнению французского министра иностранных дел, следовало бы, в виду громадной сложности интересов держав в Турции, установить, прежде всего, «общий план действий…». Однако «общего плана», о котором говорили французы, так и не было выработано до конца. Действия союзников против Турции отличались в течение всей войны не только наибольшей «безпланностью», но они были насквозь пропитаны чувством взаимного друг к другу недоверия. Удивляться этому нечего, ибо такова природа всякой коалиционной войны, в которой стратегия почти всегда оказывается в плену у дипломатии.