Великая Восьмёрка

– Да… такие дела… но сейчас это неважно. За десять лет я провёл множество экспериментов. Потом, когда Пётр доучился, тоже стал работать над этим. И сейчас у нас под опекой есть дюжина детей, которых в данный момент воспитывают, как беспощадных орудий для убийства и максимально надёжных разведчиков.

– Ужасно! – возмутилась я. – Я всё ещё не могу поверить!

– Придётся, дорогая, придётся… – утешающе произнёс он.

***

Следующие девять месяцев были адом. Я испытала на себе сыворотку невидимости. Сыворотка постепенно делала своё дело, так что казалось, будто я исчезаю, или рассыпаюсь. Так, к началу третьего месяца я полностью исчезла.

Осознав это, я обрадовалась тому, что смогу сбежать. Но ничего не вышло. У учёных были специальные очки, позволяющие видеть невидимых людей. Неясно как. Однажды я спросила об этом у учёных, на что получила очень развёрнутый и одновременно непонятный ответ. Что-то связано с тепловизорами, подсвечиванием невидимых частиц и так далее. Почти все учёные в моём отделе ходили в таких очках. Убежать было нереально.

Как-то раз мне, правда, удалось ненадолго выбежать из отдела. Там я увидела многое, что было скрыто от простого народа. Новые разработки, прототипы оружия массового поражения, роботы. Это ужасно. Неужели всё это может быть пущено в бой?

Но ничто не сравнится с местными методами воспитания невидимых детей. Им внедряют мысли, которые остальным людям покажутся бредовыми. Но дети, впечатлившись с раннего возраста, послушно верят в это. И они будут готовы следовать установленным законам. Как запрограммированные роботы, только живые. Меня пробирала дрожь от одной такой мысли.

В один день, разругавшись в очередной раз со Старцем, я схватилась за живот одной рукой, а другой облокотилась на стену.

– Кажется… – полушёпотом проговорила я.

– Что такое? – Старец убрал руку с лица и поднял на меня глаза.

– Кажется… У меня отошли воды…

– Значит, началось! Время пришло! Таисия, Таисия! Послушай меня. Просто дыши, ты должна держаться.

Он помог мне присесть, подбежал к двери и с грохотом открыл её. Затем он крикнул проходящей медсестре, чтобы она помогла. Медсестра подбежала, стала успокаивать меня, а Старец рванул готовить всё к родам. Минуту спустя меня уже везли в процедурный кабинет. За коляской, как и мимо неё, суетливо бегали врачи и учёные. И даже люди, не связанные с родами, как-то нетипично смотрели на меня. Было видно, что моя «особенность» – не секрет для работников лаборатории.

Наконец меня ввезли в процедурный кабинет. Я стонала от схваток. Врачи держали мои руки, старались дать мне больше воздуха. В кабинет вошли двое акушеров, полностью обтянутые продезинфицированными масками, халатами и перчатками. Они стали диктовать инструкции… Я безотказно старалась их выполнять. Столько пережив, я не могу, не имею права сдаваться и потерять ребёнка!

Николай Донской (Старец)

Роды принимали уже в течение двенадцати часов. Таисия была совершенно измучена, она даже не могла кричать. Из её рта издавался лишь хрип. Вот чертовщина, она сорвала горло! Ну хватит. Она достаточно намучилась, пора закончить это. Я подошёл к одному из акушеров и на минуту отвёл его в сторону.

– Слушай, я не акушер, но немного в этом понимаю. Она измучена, ей всё больней, так и от шока умереть можно. Роды проходят уже тринадцатый час. Закончился период естественных родов, время принимать решение!

– Да, я понимаю, – кивнул акушер, – вы думаете о кесаревом сечении. Я тоже об этом подумываю. Но мне кажется, можно дать ей ещё времени.

– Времени на что? Чтоб она вдоволь помучилась?! Сколько ты здесь работаешь?

– Пять лет…

– А я во столько же раз дольше! И я потратил на этого ребёнка десять лет своей жизни! Десять, мать твою! Ты понимаешь, что эта девочка… Ей уже почти 11 лет… И она всё ещё не родилась! Первый человек, настолько долго находившийся в утробе матери! И я бы не рекомендовал рисковать и бездействовать. Плод в любой момент может быть инфицирован без околоплодных вод. Тем более после двенадцати часов. Чего я это тебе рассказываю?.. Сам знаешь. Но для моей миссии нужен здоровый, на сто процентов здоровый человек! Поэтому, я не одобряю ничего, кроме кесарева!

– Что ж, раз так, убедили, – он повернулся к другим докторам и приказал готовить всё для операции.

Очкожуй