Великая Восьмёрка

– Что, правда? А я думал, у тебя день рождения только в апреле… Я тебя умоляю, хватит врать! Ты же всё равно не умеешь… Признайся, это взятка! Я полагаю, от вот этого индивида? – указал на меня Павел Геннадьевич.

– Да… – она вздохнула. – От него…

– Ну, и за что же? Нет, молчи, я сам поговорю с нашим индивидом. А с тобой потом!

– Х-Хорошо… – раздосадовано и дрожа промямлила она.

– Ну, индивид, давайте, пройдём ко мне в кабинет?

– Пройдём… – повторил я, выражая согласие.

Выходя из кабинета, мы напоследок столкнулись с Екатериной взглядами. Она показала всем своим видом, что произошедшее не повлечёт за собой ничего хорошего.

Кабинет врача находился за углом. Но и того времени, чтобы добраться до него, было достаточно, чтобы понять: Павел Геннадьевич взбешён. Я шёл за ним. Ступал он топорно, громко стуча подошвой, словно, специально пытался встать как можно более шумно. Встречая на пути кого-то из врачей, он лишь быстро кивал им. Врачи, видимо, прекрасно понимали, что это означает.

Дверь хлопнула. Я остался наедине со своим разъярённым спутником. Он упал на своё кресло, поставил голову на руку, усердно помассировал переносицу и свою лысину.

– Ну, индивид, давай, поведай мне причину, по которой ты решил давать взятки. – он говорил спокойно, но в голосе чувствовалась струна удержания, которая может в любой момент разорваться.

– Вкратце… Я работаю на того, кого вы прооперировали. Его зовут Хойт. И он бизнесмен, крайне важный и занятой человек…

– Ну и чего дальше? – перебил он меня. – Все мы болеем. Всё в жизни бывает!

– Понимаете, как бы не было неприятно получить такую травму, Хойту нужно работать. На нём держится множество компаний. Ему необходимо работать, вернуться на место в ближайшее время…

– Вы прям как мать его, честное слово…

– Поэтому я потребовал, – в этот раз я его перебил, – чтобы его положили в отдельную палату. Но как оказалось, такое здесь не практикуют.

– И вы сразу же решили дать взятку, чтобы практиковали? А, индивид?

– В Казани нет платных травмпунктов со стационаром, вы это прекрасно знаете. Мы и так в пробках стояли. Думал, Хойт умрёт по дороге. Это во-первых. А во вторых… Прошу, не называйте меня индивидом!

– А как же мне вас называть? Могу жёстче. Могу, вообще, матом. Ну по-моему, индивид – подходящее прозвище. Ведь вы, как истинный член общества, способствуете его загниванию.

– Что вы несёте?

– Коррупция, индивид, не погибает, благодаря таким, как вы. – он ткнул пальцем в мою сторону. – Такие, как вы, думают: «А, ладно… деньги есть, знакомые есть, что нам мучиться? Возиться с получением прав, поступлением на работу… С лечением… Занесём купюрку рыжую, а иногда, так вообще просто дружку ручкой махнём, да и дело с концом. Всё в тот же миг получим.» Только вот что с теми, кто пытается честно жить? Кто днями раз за разом пытается сдать на права, годами набирает себе солидный стаж. Чтобы какой-то ужасный сноб, лениво рассмотрев их резюме, так же лениво закатил глаза и, махнув рукой, принял на желанную работу, если конечно повезёт…

– Что-то вы утрир…

– Что самое ужасное, – он опять меня перебил, в этот раз перекричать его не вышло, – простые люди, насмотревшись на подобных вам, сами подумают: «Зачем же пытаться жить честно, если это не поощряется, а наоборот, является бессмысленной тратой сил?»

– Ну…

– И тогда… именно тогда общество рухнет. Все знания, всё это будет не нужно. Ведь есть взятки и друзья…

Я пытался сдерживаться, но лишь до сей поры. После его последнего наглого перебивания я вспылил. Ох, могу только представить, как всё это ощущалось тем, кто находился вне кабинета. Всё было так, словно разразился гром. Врачи и ожидающие пациенты обернулись в сторону комнаты. Повышенные тона, удар рук по столу – Павел Геннадьевич опёрся на них, чтобы приподняться. Затем в словах начали проскакивать нецензурные выражения. Надеюсь, стены были достаточно толстыми для того, чтобы приглушать эти слова. Мне в какой-то момент стало стыдно: я же не мог гарантировать то, что снаружи не было детей. Сначала жестами попытался чуть приглушить собеседника, но потом сдался и лишь громко сказал.

– Всё! Прошу прощения, но мне надоело. Я хочу отказаться от лечения и забрать Хойта.

– Что ж, хорошо, только не сегодня.

– Почему это?

– Что за вопросы? Ваш друг от наркоза отходит. Он еле говорить может, а вы его увозить… Эх, индивид… Ничего, полежит сегодня в общей. Бедностью не заразится, если вы этого так боитесь.

– Я хочу его увидеть.

– Пожалуйста, пожалуйста… Он в 416 палате. Выходя отсюда, направо, затем налево, до конца, последняя дверь справа.

– Благодарю… – выдавил я из себя и, вытерев пот с лица, вышел.

Хойт

– Как вы, Хойт? – спросил зашедший Дэн.

– Оох, это ты, Тэн… Пуости, до сих поу не могу выгоуаиуать суова. – я посмеялся. – Фто, тове налков никогда не деуаи?

– Да, не делали… Сильно же он действует!

– Ага, хе-хе… Слушаи, што влачи гофоят?

– Я рассказал, как вы получили травму. Вы же ничего им не говорили?

– Нет. Ну и засем? Сами зе не снаем, фто это быо!