Великан

Спрашивает и смеется. А у самого брови нахмурены, вот-вот ударит. Я сперва отмалчивался. Потом вывел из оглобель Пеганку, стал перед ним и говорю:

— Я тут не виноват. Это всё…

Вдруг открылась дверь в сенки, и стало слышно, как тетка Анисья ругает там бабку: как собака, накинулась на нее. Дядя Антон наступает:

— Если не ты, так кто же виноват: Пеганка, что ли?

Я вспомнил еще, как давеча бабка плакала над своими руками. Вспомнил и вместо ответа отдал дяде Антону Пеганку, а сам пошел домой. Он только пробурчал мне вслед:

— Хозяева! В рот вам мякишу!

Так и не взял он меня на мельницу. И все бабка виновата. А что же с ней сделаешь? Старая ведь она, глухая.

Красный фартук

Она, Варя, всегда такая была. Скажет ей мать ложки вымыть — она не хочет: руки будут мокрые. Пошлет в кооперацию — она весь день проходит. Оставит поиграть с маленьким Васькой — она убежит на улицу, а Васька без нее глины наестся.

Старшая девочка, Оля, пасла гусей, помогала матери обед готовить, поливала огород, подметала избу. А Варя ничего не делала.

Один раз мать собралась в поле, бахчи полоть, а Варе сказала:

— Отгони гусей на болото — Оле нынче некогда будет.

Варя обрадовалась: лучше гусей пасти, чем с Васькой сидеть. Но мать прибавила:

— Пасти их нечего. Только поглядывай, чтобы не ушли куда. Да с Васькой хорошенько играй! Опять глины бы не наелся.

Варя заупрямилась:

— И за гусями и с Васькой — ни за что не буду! Дашь красный фартук надеть, тогда буду.

— Какой тебе еще красный фартук?!

— Сатиновый, с черной каемкой, который ты в сундуке бережешь.

Мать билась, билась с ней, так и пришлось ей выдать фартук.

— Ну, смотри: если ты его замараешь, тогда лучше на глаза мне не показывайся.

Как только мать ушла, Варя схватила фартук и к зеркалу, примеривать его. Фартук был длинный. Она сделала большую складку — он все равно длинный. Она свернула его вдвое и веревочкой подвязала. Нарядилась, думает — красивее всех на свете.

— Оля, можно мне на улицу сбегать? Я только на минутку. Сейчас приду и гусей погоню.

Оля сказала:

— Можно.

Варя выбежала за ворота и пошла вдоль улицы. Шаги она делала широкие, как будто взрослая. Шла нарочно тихо, чтобы весь народ увидел ее фартук.

Но народу никакого но было. И главное — ни одной девочки. Как сквозь землю провалились. Варя спросила одну бабушку, она говорит:

— Не знаю. Скорее всего, на выгон ушли, играть.

А на выгоне как раз болото, куда гусей гнать. Варя пришла домой и стала просить:

— Оля, можно мне Ваську с собой взять? Я там сразу буду и за ним и за гусями смотреть.

Сна думала так: придет на выгон, девочки глянут на фартук и все с ума сойдут от, удивления. И весь день будут ухаживать за ней — кто с Васькой, кто за гусями. А она только будет распоряжаться, как начальница.

Оля сказала:

— Можно.

Варя взяла Ваську на руки, вышла во двор и позвала гусе как их всегда Оля звала:

— Тега, тега, тега!

Гуси сперва было закричали, загакали и побежали к ней. Потом остановились, подняли головы. Варя опять позвала их:

— Тега, тега!

Гуси вдруг как зашипят, да как кинутся к ней, и давай со хватать — за ноги, за фартук, за платье. Она закричала:

— Оля! Они дерутся! Ой, все ноги откусали!

Оля выбежала и отогнала гусей.

— Ничего. Это они не привыкли к тебе. Когда новый пастух они всегда так.

И неправильно: главное-то вовсе не в пастухе и не в привычке. Оля, наверное, не звала, а все знают: самое главное — гуси красного не любят. Она, наверное, думают, что это кровь, и злятся.

Доромгой гуси больше не кусали. Только всё удивлялись на фартук. Согнут голову набок, на Варю, и смотрят. И разговаривают между собой: га-га-га, га-га-га. Потом зашипят: шшш, шшш. Вара остановится — и они останавливаются. Ни на шаг не отходят, как привязанные.

Варя кричит на них, будто серчает, а сама рада: если гуси так, то как же удивятся девчонки? Они, наверное, прямо на ногах не устоят.

Пришли на выгон — там ни одной девочки. Варя чуть не заплакала: зачем же она тогда фартук надевала? Зачем Ваську с собой брала?

А тут еще гуси. Прямо как пьяные. Им надо пастись, надо на болоте плавать, а они всё на фартук дивуются. Шипят, гогочут, наскакивают. Варя рассердилась. Она посадила Ваську на кочку, взяла прут и начала гонять их.

Пока гоняла, Васька смеялся, думал — это игра такая. Но как только она перестала, он захныкал, потом закричал на весь выгон. Варя взяла его на руки — опять гуси сбежались. И так все утро: то гуси донимают, то Васька.

Наконец солнце поднялось высоко. Стало жарко. Гуси зашли в болото и поплыли. Васька начал кунять носом. Варя покачала его, и он уснул. Она сняла с себя красный фартук, завернула Ваську и положила между двух кочек.

Теперь ее больше никто не донимал. Но зато стало скучно. Она поискала в кустах ягод. Выломала тоненький длинный прутик, попрыгала через него, как через веревочку, — нет, все равно скучно.

Варя опять стала думать про девочек и вдруг догадалась: они же на речке! Наверное, купаются, хохочут. Вот бы к ним в фартуке явиться! Небось, сразу бы затихли.