Великан (ЛП)

«Восьмёрка» стояла в лесу, под деревьями, ожидая ремонта. Левое крыло и задняя часть фюзеляжа превратились в лохмотья. Чтобы добраться туда, надо было пересечь всю базу. Он взял велосипед — топливо требовалось самолётам, никто теперь не катался по аэродрому просто так — и уже почти доехал, когда его перехватил Бруно, унтер наземной команды. Бруно Александр Дик, отслуживший на флоте ещё в прошлую войну, был той ещё фигурой. С флота его перевели в армию Веймарской республики, а потом в Люфтваффе. В JG.26 шутили, что Рейх направляет его туда, где требуется уверенность в надёжном развёртывании службы. Ещё один человек, всю жизнь растящий людей из перепуганных подростков.

Ничего срочного, обыкновенная текучка по ремонту потрёпанной «Летучей мыши». Но этим унтер спас ему жизнь — едва он договорил, раздался вой сирен и рёв самолётов. На открытом месте посреди полосы его скосили бы «Локхиды» своими крупнокалиберными пулемётами и ракетными залпами. А если бы Дик не перехватил его на краю, он попался бы в ловушку на рулёжке. Но именно там, где стоял сержант, достаточно близко находилась щель. Он прыгнул в неё и охнул — следом заскочили ещё несколько человек.

Лежа в узкой траншее, придавленный четырьмя откормленными немецкими солдатами, Шуман не мог не думать, что некоторые партийные иерархи были бы вполне довольны таким зрелищем. Он не видел, что произошло дальше, но звуки и опыт разворачивали перед его внутренним взором отчётливую картину. Как будто он сам стоял на краю полосы. Сначала пронеслись «Локхиды», слишком быстро для ПВО, чтобы успеть перехватить. Именно их он сейчас слышал. Завывание, грохот пулемётов, раздирающий небо грохот ракетных разрывов. Даже на дне щели, под тушками солдат, чувствовалось тёплое дыхание реактивного выхлопа.

«Локхиды» могли только догадываться, где стоят зенитки, и редко выбивали все за один заход. Зато следом, на два разных голоса, приближались «Гудьиры». Низкий рокот звездообразного двигателя, и более грубый рык. Вторых стоило бояться больше, они несли 20-мм пушки вместо пулемётов. На них были и ракеты, и бомбы, судя по знакомым взрывам и сотрясениям. Но кроме всего этого разом — напалм, сгущённая горючая смесь. Шуман слышал злой рёв его пламени, жар огня, улавливал крики людей. Амеры были настоящими чертями, раз создали такое. Намешали в топливо загуститель, который заставил его гореть медленнее и горячее, прилипать к любой поверхности и выжигать из воздуха весь кислород. Чтобы даже те, кого миновал огонь, умерли от удушья.

Ещё одна волна «Гудьиров»? Новый ход. Амеры не любили лишних нововведений. Они экспериментировали, находили рабочую тактику, и потом придерживались её. Люфтваффе противостояли первым американским налётам, рассеивая технику в стороны от самой полосы. Амеры ответили с тонкостью, изяществом и изобретательностью, которыми уже прославились — просто разбомбили и сожгли всё на большей области. Однажды Шуман участвовал в допросе морского лётчика. Мужчина в возрасте, около тридцати. Шуман не разбирался в американских флотских званиях, но «прапорщик» звучало весомо. У адмиралов ведь есть личные вымпелы?[30] Следователь спросил, почему он воюет. Немецкий солдат сказал бы, «защищаю Отечество», или «защищаю Европу от коммунизма». Американский пилот ответил: «Я хочу убить вас и перебить вам все горшки».

Даже имена их самолётов сочились ужасом и ненавистью, как у этих рычащих «Гудьиров». «Палач», «Похоронка», «Демон-убийца», «Смертоносец», «Огнемёт». Кто-то из них недавно сбил Шумана. Лежа в траншее, содрогаясь от шума и страха, оглушённый рёвом двигателей и взрывами, окруженный воем ракет и жаром напалма, он внезапно до донышка осознал вовлечённость амеров в войну. Они воевали лично. Это не продолжение политики другими средствами. Не игра или состязание. Амеры ненавидели их. Они решили, что Германия слишком полна зла, чтобы позволить ей жить, и собрались уничтожить её.

Внезапно все части головоломки встали на своё место: тщательное планирование, безжалостное применение силы, мастерство, с которым амеры сносили всё, что вставало на пути. Даже в бою они не проявляли гнева. Они приняли хладнокровное решение сокрушить врага и делали это так эффективно, как только могли. Для них это не крестовый поход, сражение или дуэль. Это работа, неприятная работа, которую необходимо выполнить — как можно быстрее и полнее. А потом и по домам можно. Их заботило не то, что следует сделать прямо сейчас, мысленно они уже были дома. И Шуман, лёжа на дне траншеи, заплакал.