Мел собрал все бумаги Джимми Холла в черный пластиковый мешок, запечатал дом и поспешил в свой автомобильный музей – времени на подготовку нового завещания оставалось мало. По дороге домой он отзвонил сестре, в замужестве Деборе Миллер: «Дебка, привет! Срочно приезжай сегодня же вечером, дело на миллион баксов!» Преданная Дебка и в детстве отличалась сообразительностью, поэтому, не кочевряжась, быстро согласилась разыграть роль племянницы Джимми Холла и вступить в законное владение его домом.
В этом деле Мел Шпильман превзошел самого себя: завещание в пользу племянницы он пустил в ход только для того, чтобы продать дом Джимми Холла. Все остальное имущество, включая банковские счета, он сбыл на аукционе, якобы в пользу окружного управления по делам наследования и завещаний. Так было проще избежать лишних хлопот в банке, где (чем черт не шутит!) могли неожиданно позвонить в нотариальную контору и перепроверить регистрацию завещания. Шпильман хоть и проставил печать нотариуса, однако, ясное дело, ни по какому реестру липовое завещание не проводил.
Все прошло как по маслу. Проще всего оказалось заполучить кольца и наличные со счета во Frost Bank – там у Шпильмана работала личная пассия. Умница Дебка быстро толкнула шикарный дом Холла и перевела на счет брата в тихом невадском банке аккурат 80 тысяч. Ясное дело, сеструху Мел отблагодарил. Забегая вперед, скажу, что и государство о ней позаботилось: подарило четыре года всяческих лишений и неудобств за соучастие в преступлениях брата (история с продажей дома Холла – не единственный случай).
Затем грянула беда: позвонила настоящая племянница Джимми Холла Карен Уингблад. Как она обо всем пронюхала? Оказалось, что сам Мел дал маху: месяц назад на имя Холла пришла поздравительная открытка, как потом оказалось, от старой приятельницы. Поддавшись минуте слабости, Шпильман решил порадовать старушку и собственноручно отписал ей о смерти средневекового мага. А та взяла да и передала весть Карен. Теперь Шпильману пришлось поспешно рисовать еще одно завещание, по которому все имущество Джимми Холла отходило в некое Гуманитарное общество любителей животных Сан-Антонио. В письме Карен Вингблад он расставил все точки над «i»: «Я был очень близким другом Джеймса, и он попросил меня проследить, чтобы его имущество перешло, в полном согласии с завещанием, Гуманитарному обществу. Вы знаете, что Джеймс ужасно любил животных. В его доме оставалась кое-какая антикварная мебель, но, к сожалению, все было полностью уничтожено: ведь он содержал множество птиц, кошек и собак. Из-за них в доме стоял ужасный запах, кругом была разруха. Я неоднократно просил Джеймса при жизни заняться генеральной уборкой и впредь содержать животных снаружи, но вы же знаете своего дядю: он был таким упрямцем».
Карен Уингблад забила тревогу: ни мгновения она не сомневалась, что этот Шпильман никогда не был близким другом ее дядюшки. По той простой причине, что самодур Холл с детства ненавидел свое полное имя – Джеймс – и требовал, чтобы все родственники и знакомые обращались к нему исключительно Джимми. Но что могла поделать пожилая женщина перед лицом очевидных фактов: в юридически безупречном завещании Холла, которое прислал Карен Мел Шпильман, ее имя никаким боком не значилось.
Отдадим должное тонкому знанию человеческой психологии, продемонстрированному Шпильманом в деле Холла: в самом конце письма, отправленного Карен Уингблад, он сделал приписку: «Когда я разбирал вещи Джеймса, то натолкнулся на маленький ларец с этикеткой „Не для продажи“. Я подумал, что этот скромный дар старина Холл приготовил именно для своей племянницы». В шкатулке, отправленной Шпильманом, Карен обнаружила два бриллиантовых и одно опаловое кольцо. Общей стоимостью в 6 тысяч долларов. «Что ж, с паршивой овцы хоть шерстки клок», – подумала Карен Уингблад о своем дядьке-сквалыге, которого, по правде говоря, всегда не выносила на дух!
Эпитафия
Как всегда и бывает в подобных историях, взяли Шпильмана по чистой случайности. В июне 2001 года в офисе судьи по наследственным делам Полли Спенсер объявилась неизвестная супружеская пара и с возмущением сообщила, что лишь три дня назад узнала о смерти своего родственника, скончавшегося уже целый год назад. Судья Спенсер поинтересовалась, кто же занимался похоронами, на что получила ответ: «Временный администратор Мел Шпильман». Свои слова супруги подтвердили документом, удостоверяющим статус государственного назначенца.
В офисе Полли Спенсер никакого Шпильмана не числилось. Тогда она позвонила своей подружке Санди Марион, судье по наследственным делам округа Бексар, однако и у Санди такого сотрудника не было. Встревоженная Марион передала дело на расследование третьей даме – районному прокурору Сюзан Рид, которая и вывела Мела на чистую воду. За Шпильманом установили негласное наблюдение, причем расследование велось в строжайшей секретности. Уже через месяц его взяли с поличным в момент снятия денег с банковского счета очередной усопшей жертвы.