Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.)

Представьте себе белогвардейца, приехавшего осуществить заговор в Советской стране. Пускай даже он прибыл со всякими предосторожностями и поселился у своего друга, белогвардейца же; пусть ГПУ о нём не подозревает… Но ГПУ теперь опирается на самые широкие круги населения… Если белый гость покажется подозрительным, им заинтересуется фракция жилтоварищества. На него обратит внимание комсомолец-слесарь, починяющий водопровод. Прислуга, вернувшись с собрания домашних работниц, где стоял доклад о внутренних и внешних врагах диктатуры пролетариата, начнёт пристально всматриваться в показавшегося ей странным жильца. Наконец, дочка соседа, пионерка, услышав случайно разговор в коридоре, вечером долго не будет спать, что-то, лёжа в кровати, взволнованно соображать. И все они, заподозрив контрреволюционера, шпиона, белого террориста, — все они вместе и каждый в одиночку не будут даже ждать, пока придут их спросить, а сами пойдут в ГПУ и сами расскажут оживлённо, подробно и уверенно о том, что видели и слышали. Они приведут чекистов к белогвардейцу, они будут помогать его ловить, они будут участвовать в драке, если белогвардеец будет сопротивляться… Во время последней полосы белых террористических покушений целые группы ходоков из деревень приходили за двести вёрст пешком в город, в ГПУ, сообщить, что в деревне, мол, появилась политически подозрительная личность.

К 1927 году тема «политического бандитизма» достигает апогея. В это время в обществе витает призрак надвигающейся войны. Что называется, «в воздухе пахло грозой», на международной арене обстановка всё более накалялась. Полицейский налёт на советское торгпредство в Лондоне, разрыв по инициативе британского министра иностранных дел Остина Чемберлена дипломатических отношений Англии с СССР, убийство советского полпреда в Варшаве П. Л. Воейкова, постоянные сообщения о диверсиях и террористических актах сеяли среди населения панику.

В мае исполком Коминтерна публикует тезисы «О войне и военной опасности». 4 июня Николай Бухарин на пленуме МК ВКП (б) заявляет прямо: «Все мы сейчас абсолютно единодушны в том, что… необходимо в упор поставить вопрос о возможном нападении на СССР» («Правда», 18 июня 1927 г.).

В июле высокопоставленные чины (В. Р. Менжинский, Г. Г. Ягода) в интервью рассказывали о том, как подлые белогвардейцы, организовавшие взрывы в Москве, попали в Белоруссии в красноармейскую засаду и были уничтожены. (Что тут же использовали в своём бессмертном творении Ильф и Петров, заставив Остапа Бендера, создателя «Союза меча и орала», разразиться тревожной тирадой, рассчитанной на бубличных дел мастера гражданина Кислярского: «За нами следят уже два месяца и, вероятно, завтра на конспиративной квартире нас будет ждать засада. Придётся отстреливаться… Я дам вам парабеллум»).

Пресса нагнетает напряжённость, постоянно публикуя репортажи о военных манёврах и массовой подготовке населения на случай боевых действий, в том числе уличных боёв и газовых атак.

Военную истерию в стране летом 1927 года отмечали и многие иностранцы, рассказывая в своих репортажах о бесчисленных манёврах, тревогах, учениях по оказанию первой помощи…

Именно на этом фоне истерические призывы к бдительности, панегирики ГПУ, требования разоблачать «белогвардейских шпионов и бандитов» обретают особо зловещую окраску. Вновь обратимся к «Ненаписанной книге» Михаила Кольцова: