Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.)

Но такая благотворительность, разумеется, проблемы не решала. Волна преступности малолетних беспризорников захлестнула страну. Надо было что-то решать. В 20-е годы, как мы помним, Советская власть пошла по пути воспитательного воздействия, стремясь обогреть, накормить, одеть, обучить ребят. В 30-е нашёлся более «простой» способ. Уже с 1930 года (с созданием системы ГУЛАГа) ростовских беспризорников стали через Новочеркасский изолятор разбрасывать в места лишения свободы. А в масштабах страны проблему дикого роста детской преступности в мирное время тоталитарное государство решало вообще без церемоний. Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 года предусматривало применение всех видов наказания, вплоть до расстрела, начиная с 12-летнего возраста:

Статья 12. Несовершеннолетние, достигшие двенадцатилетнего возраста, уличённые в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, убийстве или попытке к убийству, привлекаются к уголовному суду с применением всех мер наказания. [25 ноября 1935 г. (Собрание уложений 1936 г. № 1, ст. 1)].

(Уголовный кодекс РСФСР редакции 1926 г.).

Объясняя необходимость подобных мер, генеральный прокурор СССР А. Я. Вышинск ий заявил, что советские правоохранительные органы до сего исторического момента «занимались беспомощным сюсюканием, сентиментальным увещеванием, ненужной и вредной моралью». После столь убедительного разъяснения правоохранительные органы тотчас же прекратили беспомощное сюсюкание и усыновление бездомных уголовников, а своевременно стали отправлять их «за колючку». При этом даже проявляя разумную инициативу. Так, с 1935 года в лагерях появляются малолетние зэки даже девятилетнего возраста! Процесс идёт, что называется, на всю катушку: в первой половине 1935 года из 733 ленинградских несовершеннолетних преступников 572 направлены в лагеря. Большая часть из них — беспризорные…

Тоталитарное государство в 30-е годы начинает проявлять также трогательную заботу о душевном спокойствии своих граждан. Со страниц печати практически исчезает уголовная хроника, репортажи о судебных процессах, статистика преступлений — то, что в 20-е годы так привлекало массового читателя. Теперь же он мог спать спокойно. Страшный призрак уголовщины остался в проклятом нэпманском прошлом.

Перестали выходить даже юридические журналы типа «Суд идёт», «Рабочий суд» и другие. Это было вполне естественно: здесь ненароком могли промелькнуть ненужные цифры, лишние факты, нехорошие выводы… Народ мог превратно истолковать неправильно поданную информацию. Так что лучше всего её вообще не подавать! Граждане должны усвоить главное: советская правоохранительная система — самая правоохранительная в мире. И, в отличие от буржуазной, легко способна расправиться с преступностью в любых её проявлениях.

Справедливости ради надо сказать, что это были не пустые лозунги. Очень скоро власть перешла к осуществлению беспрецедентной по своим масштабам (и безумию) попытке воплотить в жизнь миф о полном искоренении преступности. Одновременно с великими мифами «преобразования деревни» — коллективизации и «великого скачка» — индустриализации…

«Блатные» становятся «тридцатипятниками»

Рост преступности, упадок сельского хозяйства, развал промышленности — вот три основные характеристики, точно определяющие обстановку в Советском Союзе начала 30-х годов. О методах «возрождения села» сталинским руководством мы уже рассказывали. Пришло время поговорить о путях возрождения экономики и о том, как это отразилось на уголовном мире.

Как уже упоминалось выше (в главе о Васисуалии Лоханкине), Сталин поставил перед советской индустрией задачу — догнать развитые страны Запада в течение десяти лет. В мае 1929 года Пятый съезд Советов утверждает «оптимальный вариант» первого пятилетнего плана развития страны. Несмотря на заложенные в него гигантские темпы роста экономики, план этот ещё раз был пересмотрен в сторону увеличения в начале 1930 года. Например, если в первом варианте планировалось добыть к концу пятилетки 75 млн. тонн угля, то новый вариант требовал уже 150 млн. тонн; вместо 55 тысяч тракторов теперь планировалось произвести 450 тысяч — и тому подобное.