Однако есть и другие версии. Научный сотрудник Исторического музея Л. Кудрявцева, опубликовавшая загадочное послание, подчеркивает, что польская газета гарантировала подлинность письма. Кудрявцева выдвинула вполне правдоподобную гипотезу: полет на борту самолета-гиганта мечтал осуществить и сам Сталин вместе с Орджоникидзе, Молотовым, Кагановичем и другими высокопоставленными бонзами. Возможно, Благин, узнавший о том, что приглашены киношники, решил, что высшее начальство приедет именно на этот полет? Возможно, он думал, что вожди коммунизма не захотят лететь вместе с простыми рабочими и техниками и их оставят на земле? В таком случае его «смертельная петля» не глупость, лихость и неумелость, а ясное и продуманное политическое действие – некий акт возмездия. Но это только в том случае, если предсмертное письмо – подлинное…
Исторический расчет или феномен познания?
Эта историческая сенсация обнаружилась в обычных школьных тетрадях. Их было 15 штук в картонных переплетах, сделанных на довоенной фабрике «Светоч». Конечно, поразительными были не сами тетради, а то, что в них написано. На первой странице каждой тетрадки значилось: «Дневник Льва Федотова». Время ведения дневников – с середины 1930-х годов по первую половину 1941 года.
Впрочем, что такого сенсационного могло быть в дневниках обычного ученика? Многие дети ведут личные записи. Только вот строки, написанные учеником Левой Федотовым, говорили далеко не о личном. Хотя, конечно, там было и множество обычных мальчишеских записей, но встречались и такие, от которых волосы шевелились на голове и сердце щемило. В начале 1941 года восемнадцатилетний юноша писал целые страницы о будущей войне. И что самое поразительное: каждая его строка сбылась впоследствии. Немудрено, что, обнаруженные во времена оттепели, его дневники произвели сенсацию. С подачи известного писателя Юрия Трифонова выдержки из них были напечатаны во многих газетах и научно-популярных изданиях. И выяснилось, что простой школьник предсказал не только время начала Великой Отечественной войны, но и ее развитие.
Тут стоит вспомнить, что атмосфера тех лет хоть и была напряженной, но о возможной грядущей войне говорили с энтузиазмом, почти с восторгом. Общество тех лет безоговорочно верило партийной пропаганде, что если война начнется, то доблестная Красная армия в тот же день отбросит врага и перейдет к ведению боев на его территории. Ну а неустрашимая советская авиация тут же поразит врага в его логове. Так что война окажется краткой и победоносной. Фильмы, романы, газетные статьи взахлеб рассказывали о подобном сценарии. Ну а к началу 1941 года уже со слов самого Сталина было известно: войны вообще не будет. Советский Союз и фашистская Германия, заключившие пакт о взаимном ненападении, – братья навек.
И вдруг запись в дневнике Левы Федотова от 5 июня 1941 года: «Я думаю, что война начнется во второй половине этого месяца или в начале июля, но не позже… Я готов дать себя ко вздергиванию на виселицу, но я готов уверить любого, что немцы обязательно захватят все эти наши новые районы (то есть земли, вошедшие в состав СССР по пакту Молотова – Риббентропа 1939 года) и подойдут к нашей старой границе… Очевидно, у старой границы они задержатся, но потом вновь перейдут в наступление, и мы будем вынуждены придерживаться тактики отступления… Поэтому нет ничего удивительного, что немцы вступят и за наши старые границы и будут продвигаться, пока не выдохнутся. Вот тогда только наступит перелом, и мы перейдем в наступление».
Да полно, мальчик ли писал такое – и на фоне всеобщего энтузиазма военного шапкозакидательства?! Такие аналитические строки по плечу военным теоретикам, а не московскому школьнику. Да кто он такой был, этот Лева Федотов?
Родился он 10 января 1923 года не в Москве. Отец его был провинциальным партийным руководителем и оказался переведен в столицу, когда Лева уже пошел в школу. Здесь коммунист Федотов в партийные боссы не выбился, но в конце 1930-х годов получил командировку на Алтай, где и умер от разрыва сердца. Мать же Левы устроилась в Москве костюмершей в один из театров. Словом, по тем временам семья Левы была обычной, к высшей власти не приближенной. Но как же мальчик смог предсказать кровавый ход войны?
«Как это ни тяжело, но вполне возможно, что мы оставим немцам даже такие центры, как Житомир, Винница, Витебск, Псков, Гомель… Минск мы, очевидно, сдадим; Киев немцы также могут захватить, но с непомерно большими трудностями. О судьбах Ленинграда, Новгорода, Калинина, Смоленска, Брянска, Кривого Рога, Николаева и Одессы – городов, лежащих относительно невдалеке от границ, я боюсь рассуждать. Правда, немцы, безусловно, настолько сильны, что не исключена возможность потерь и этих городов, за исключением только Ленинграда.